В кухне Хайнрихов воцарилась тишина. Никто не говорил ни слова. Эдит наконец не выдержала:
— Так это сделал ты, Альфред? Скажи, ты что, рехнулся? Ты что, вообще ничего не соображаешь?
Альфред понял, что все кончено. Он крепко вляпался, больше не было ни отговорок, ни выхода. И это его взбесило. Он почувствовал, как щеки покраснели от ярости, ощутил дикое, непреодолимое желание разнести все в этой проклятой кухне. Но он ничего не сделал, просто уставился на мать, которая спокойно выдержала его наполненный ненавистью взгляд.
«Почему ты никогда не была на моей стороне? — думал он, сжав зубы, чтобы не крикнуть это ей в лицо. — Надеюсь, тебе никогда не понадобится моя помощь, мама. На меня не надейся, никогда в жизни!»
Трое полицейских встали.
— Мы вынуждены забрать вашего сына с собой, фрау Хайнрих, — объяснила Марайке.
Эдит кивнула. Когда Альфред с полицейскими шел к двери, она сказала Марайке:
— Его околоплодные воды были зелеными. Зелеными и ядовитыми. Я всегда знала, что с ним что-то не так.
Полицейские ничего не ответили и вышли из дома вместе с Альфредом. Альфред ухмыльнулся: «Зеленые и ядовитые околоплодные воды. Только чрево ведьмы могло наполниться ними». Его мать хотела отравить его, а он все же выжил.
Дело в том, что он был особенным. И сейчас это стало ему еще понятнее, чем прежде.
Ханенмоор, ноябрь 1986 года
На вокзале «Зоо» гуляли сквозняки, было холодно. Альфред медленно шел вдоль платформы. Следующий поезд на Брауншвейг должен был прибыть в четырнадцать пятнадцать, а сейчас тринадцать часов тридцать две минуты. У него было еще сорок три минуты времени, однако он не стал покупать билет в окошке информации. Он ненавидел это: стоять, как нищий, в очереди и чтобы человек сзади пялился ему в затылок. Он не хотел чувствовать у себя на затылке чужое дыхание и не хотел, чтобы кто-то, пусть даже нечаянно, прикасался к нему. Неизбежная теснота в очереди выводила его из себя и действовала на нервы.
Все свои пожитки он упаковал в две сумки: в кожаную сумку с ремнем, которая была очень тяжелой и ее ремень глубоко врезался ему в плечо, и в сине-зеленую спортивную сумку из пластика, которая из-за своей неудобной пузатой формы мешала при ходьбе, что доводило его до бешенства. Несколько минут он боролся с желанием просто бросить обе сумки на платформе и уйти или засунуть их в купе какого-нибудь поезда, на котором он не собирался ехать. Тогда, наконец, он стал бы свободен. Его имущество, даже сокращенное до объема двух сумок, казалось балластом. Но потом он отбросил эту мысль. Там, куда он хотел уехать, нужны были некоторые вещи, необходимые для выживания: спички, свечи, нож, карманный фонарик и кое-что другое.