Альфред тщательно спрятал пятьдесят тысяч марок в своей квартире. Впервые он боялся, что кто-то может забраться в его жилище. Вчера вечером он пересчитал деньги под одеялом, чтобы соседи ничего не увидели, ведь гардин на окнах у него не было.
Так много денег! Он еще никогда не видел столько денег сразу. Это было опьяняющее чувство. «Если бы ты мог увидеть это, Рольф, глаза у тебя закосили бы как никогда. Они бы просто закувыркались в орбитах».
Рольф… С ним он мог бы провести всю жизнь и делиться всем, что у него было. С ним это было возможно. Наверное, все было бы по-другому, если бы с Рольфом тогда ничего не случилось…
Альфред все бежал и бежал. Он не слышал своего дыхания, не чувствовал усталости и сбился со счета, сколько кругов уже пробежал. Он уже не думал о деньгах, он думал о Рольфе. На глазах у него выступили слезы — может, от резкого холодного ветра, а может, от воспоминаний.
Альфред был очень одиноким ребенком. Семья жила на маленькую пенсию вдовы, и у матери было достаточно забот со скотиной (так она называла домашних животных), с детворой (так она называла детей) и с домашним хозяйством. Поля она сдавала в аренду. Сестры-близнецы считали маленького брата ужасно скучным существом, а Рольф был вечно занят тем, что помогал матери. Домашние задания он мог делать только после того, как коровы были подоены, свиньи накормлены, а вечно ноющие сестры наконец-то укладывались спать. Оценки у Рольфа становились все хуже, он постоянно был уставшим и время от времени засыпал на уроках. Когда из школы приходило гневное письмо, мать била Рольфа бамбуковой палкой до тех пор, пока его маленькая голая попка не распухала и не становилась красной, как вареный рак.
На Альфреда никто не обращал внимания, и он понял, что лучше прятаться и оставаться невидимым. Он сидел по темным углам, под кухонным стулом, за креслом, дремал рядом с мусорным ведром за грязной пластиковой занавеской или часами тихонько лежал под кроватью. Он видел, как мать избивала брата, и тот не издавал ни звука. Он не знал, почему это происходит, но не спрашивал об этом. Рольф не плакал, он не проронил ни слезинки, и Альфред тоже старался не плакать. Он молча глотал слезы, когда на него наступила корова, потому что он спал в соломе; не плакал, когда упал с яблони; не плакал, когда наступил на ржавый гвоздь, который пронзил его маленькую ногу насквозь, так что острый конец вылез через ботинок.
Мать лупила Альфреда каждый раз, когда он был в чем-то виноват, и его счастье было только в том, что она редко его замечала. Если он сидел, мечтая о чем-то, под яблоней и не являлся домой вечером, никто не спрашивал, где он. И только Рольф не мог проглотить ни кусочка и сразу же после ужина мчался на поиски маленького брата. И каждый раз находил его. Он брал его на руки, поднимал вверх, крепко прижимал к себе и говорил: «Слава богу, что я тебя нашел!»