Тихие пешие прогулки возле канала в настоящее время были единственными моментами в его жизни, которыми он наслаждался по-настоящему. Он шел медленно, испытывая прекрасное чувство, когда ни о чем не думаешь. Время от времени мимо него проплывала грузовая баржа или целый караван на буксире, большинство из Польши или из России, вероятно, направляясь в Гамбург либо в Голландию и Францию. Каждый раз он приветственно поднимал руку, и капитаны прикладывали руку к фуражке, отвечая ему. Он уже несколько дней подумывал, не попытаться ли наняться на судно внутреннего плавания, но в большинстве случаев эти судна были семейными предприятиями и на них работали не больше трех человек. Капитан, его жена и машинист, чаще всего брат или зять капитана. У него, постороннего человека, там вряд ли был хотя бы один шанс. А кроме как драить палубу, он ничего не умел. Если бы он действительно всерьез захотел стать моряком и выходить в открытое море, то ему пришлось бы уехать в Гамбург и попытаться наняться там на какой-нибудь контейнерный корабль, чтобы наконец-то перебраться через «большой пруд».
Однако его удерживала мысль, что на протяжении многих недель он будет пленником корабля, без единого шанса как-то отделиться от других, сойти на берег или просто сбежать. Он не хотел, чтобы его снова засунули в тесное пространство с другими людьми, не хотел снова выносить их вонь и притворство. Это он уже проходил. И повторения этого он не хотел больше никогда в жизни.
В этот момент он услышал пронзительный детский крик, который тут же оборвался. Он резко остановился, словно его ударило током, и обернулся. На приличном расстоянии он увидел маленького светловолосого мальчика, на которого напали два подростка лет на пять-шесть старше него и угрожали ему ножом.
Альфред бросился к ним. Было 12 ноября 1986 года, одиннадцать двадцать утра.
Беньямин Вагнер сегодня с утра, с без четверти восемь, бесцельно болтался по городу. Его светлые волосы от сырости стали волнистыми, отдельные капли дождя скатывались по челке и щекотали ему нос. Кроссовки промокли насквозь. Странным образом они порвались с внутренней стороны, так что между подошвой и верхом можно было просунуть линейку. Что он часто и с удовольствием и делал в школе, когда ему было скучно, из-за чего обувь рвалась еще больше. А это была его единственная пара кроссовок. Ботинки, которые ему купил отец и которые каждое утро заставляла надевать в школу мать, он не любил, потому что они натирали пятки.
Между тем он жутко замерз. Хотя его куртка-анорак и не пропускала влагу, но дождевая вода затекла ему за шиворот, майка прилипла к телу и производила тот же эффект, что и холодный компресс со льдом на все тело. От холода у Беньямина зуб на зуб не попадал. Он знал, что сделал ошибку, не надев капюшон, но он ненавидел капюшоны. Они сужали поле зрения, а когда он поворачивал голову, капюшон съезжал вниз и вообще закрывал ему глаза. Кроме того, под импрегнированной материей капюшона было плохо слышно, а в городе это было опасно. Там всегда нужно быть начеку.