Дрема напала и на Рустама, даже холодные покалывания от фото не могли отвлечь от сладостного забытья. Желание сна блуждало в голове: «А ну их всех. Сколько можно?! Могу же и я отдохнуть!». Мерно покачивающиеся фигуры погружали в транс, но удалось собрать остатки воли, и, чтобы окончательно не свалиться, Рустам начал громко петь, притоптывая ногой:
— Ай былбылым, вай былбылым,
Агыйделнең камышы;
Таң алдыннан чут-чут килә
Сандугачлар тавышы.
Слова первой пришедшей в голову татарской песни зазвучали в тиши громким будильником. Скрипучий, переходящий на визг голос разогнал остатки сна у певца, но окружающих разбудил лишь на мгновение. Этих секунд было достаточно, чтобы выругаться соседям, чтобы услышать, как недовольно буркнул Антип, чтобы увидеть, как пробудившаяся кассирша воткнула палец в кнопку «Тревоги» и снова сомкнула веки.
Где-то харкнула сирена. Скоро набежит охрана. Что дальше? Как поведут себя камуфлированные люди, попав в границы сонного царства? Кого сочтут нарушителем спокойствия? Надо уходить! Рустам схватил спящего Антипа, несколько оплеух заставили глаза приоткрыться, но сон победил обиду, и приятель снова погрузился в блаженную негу.
Придется тащить. К выходу, к выходу, к выходу! Там спасение, там конец нестерпимых чар. Руки вцепились в ворот куртки, опрокидывая его на скользкий пол; протектор обуви словно лип к мрамору, затрудняя движение, но спасительные двери уже маячили впереди.
Топот бегущих ног приближался к кассам. Внутри тишина — внешне спокойная работа по выдачи билетов — и только у выхода барахтаются двое. Очевидно, что причина вызова они. Скрутив руки за спиной, приятелей потащили в КПЗ.
— И что это было? — на ходу, в согнутом положении, зевая в полный рот, спросил Антип.
— Нас не видно, — ответил Рустам, находящейся в такой же позе, — Вот и усыпляют всех подряд.
Камера, в которую втолкнули протозанщиков, чистая, недавно отремонтированная. Зарешеченное окно впускало в помещение много дневного света — до сумерек еще больше часа, и солнце пока щедро снабжало КПЗ теплыми лучами. Кроме Антипа и Рустама здесь находилась женщина. Измызганная пороками, отправленная в безвременье частыми возлияниями, она оглядела новичков мутным взглядом.
— Че, тож попались? — поинтересовалась она, сопровождая слова клубами перегара, — А за че?
— За то, — не желал разговаривать Антип.
— Во-во! И меня за то!
— Отстань!
В тишине слышался гул вокзала за стенами камеры. Свистели, повышая ноту, разгоняющиеся самолеты. Звуки приглушались бетоном стен, и резкий писк телефона в кармане пьяницы заставил вздрогнуть.