Он наблюдал, как какая-то женщина с длинными развевающимися волосами шагнула в пар. Туман обвился вокруг ее тела, словно голодная змея. Люк моргнул. В одно мгновение женщина исчезла, словно канула в небытие, как — будто мгновенно распалась на капли пара.
Движение вернулось, возвращая Люка обратно в явный, наполненный звуками, физический мир. От неожиданности он ударился лбом о стекло, когда попытался вывернуть шею и проследить исчезающую за окном автобуса ирреальную картину.
Ничего.
Какого черта?
Он повернулся в сторону пожилого мужчины в кожаной куртке, ища своего рода подтверждение, что не сошел с ума, но мужчина сидел с закрытыми глазами и его тело качалось в такт с движением автобуса. Люк закрыл ладонями глаза.
Люди не исчезают вот так вот в воздухе…
Он опустил руки и вновь уставился в окно, боясь другого видения. Но город проносился мимо, так же, как и всегда: неясно вырисовывающиеся темные здания, точки света. Должно быть он это вообразил себе от усталости, или заснул на несколько секунд.
На своей остановке Люк выпрыгнул из автобуса и пробежал шесть кварталов до своей квартиры, глубоко вдыхая легкими холодный ночной воздух, до тех пор пока их не стало жечь.
Ветер, дующий с океана, приносил знакомый запах рыбы, смешанный с легко узнаваемым запахом чеснока. Над ним, на втором этаже пожарного выхода, на фоне приглушенного света, исходящего из окна, он разглядел знакомый силуэт. Ее длинные темные волосы, сверкание кольца, когда она поднесла сигарету ко рту.
Его сестра была дома с самого начала. Он не знал, чувствует ли облегчение, или гнев. За прошедшую неделю каждый раз, когда он видел ее, он также видел и другую ее: бледную, без сознания, волосы по всей больничной подушке, ногти кроваво-красного цвета на белой простыне, одетую в ужасную блестящую рубашку, обрезанную практически до пупка. В уголках рта остались следы рвоты.
Его сестра — его младшая сестра.
Воспоминание заставило сжаться его горло.
— Жас, — он позвал.
Она встала, затем схватила лестницу в конце небольшой площадки и потянула ее. Лестница затряслась и с противным скрипом опустилась.
Люк осторожно лез, не доверяя тому, как металл прогибался и стонал под его весом, затем поднялся на огороженную площадку. Жасмин облокотилась на каменную стену. Ароматизированная сигарета свободно покачивалась между пальцами рук. Он знал, что это больше для протеста, чем для курения, но все равно это убивало его. Дым впитывался в одежду, диваны, проникал в его спальню — и после от него несло, словно от пепельницы хиппи.
Она надела черные зауженные джинсы и рваный, спадающий с плеча серый свитер, определенно, не ее обычный клубный наряд.