– И не Шульц же это сделала?
– Тоже пока не думаю.
– Кто же тогда?
– А вот если бы мы это знали, так и тайны никакой бы не было… Да постойте, мы, кажется, приехали.
Экипаж действительно остановился около ворот длинного больничного здания. Следователя ждали. Ворота растворились, и экипаж направился к стоявшему в отдалении домику, над крыльцом которого мерцала лампадка перед иконой. Это была больничная покойницкая и прозекторская.
Следователь и Кобылкин хорошо знали сюда дорогу. При входе в прозекторскую их встретил судебный врач. Труп Козодоева лежал уже на операционном столе, и около него суетился фельдшер. У столика в уголке сидел околоточный.
– Работы много, – встретил вошедших врач. – Внешний осмотр я произвел. Посмотрим теперь, что покажет вскрытие, можно приступить?
– Пожалуйста, – ответил следователь и отошел с Кобылкиным.
Врач и фельдшер принялись за дело.
– Знаете что, – задумчиво сказал Кобылкину следователь, раскуривая сигару. – Все наши комбинации очень остроумны…
– Но никуда не годны?
– Нет, не-то, а вот что. Ведь вы ни одним словом не обмолвились о том странном госте, пребывание которого у Козодоева в последний вечер его жизни удостоверено показаниями двух свидетелей. Разве он не мог быть убийцей?
– Все может быть, – развел руками Кобылкин, – пусть он убил…
– Но, я вижу, вы так не думаете.
– Сущую правду изволили сказать, – добродушно согласился Кобылкин, – не думаю. Думал я об этом, а потом перестал думать.
– Стало быть, и на этот счет свои умозаключения вывели?
– Вывел-с. Как же иначе? Этот гость был кто? Свидетельские показания я слушал внимательно и понял из них, что посетитель был простого звания человек. Помните, горничная говорила, что у него фонари под глазами сияли, а такое освещение на физиономиях интеллигентов редко бывает. Отсюда я делаю вывод, что этот гость покойного Козодоева – простец. Простецы же себе подобных ради чего убивают? Да в девяноста девяти случаях из ста ради того, чтобы воспользоваться достоянием своей жертвы. Отсутствие же всякого намека на грабеж вы удостоверили сами; притом сохранились следы самого мирного времяпрепровождения: водочка, закуска… Сообразив все это, я перестал думать, что он – убийца.
– Я думаю наоборот, можно и не ограбить, преступник может перед преступлением со своей жертвой и водку пить, а в конце концов все-таки убить. Нет, как хотите, а я уверен, что убийца – именно этот исчезнувший гость.
– А я вам сообщу вот что, – Кобылкин приподнялся на цыпочки и, дотянувшись до уха рослого следователя, прошептал: – Убийц было трое. Слышите: не один, не двое, а трое.