– Так вы, милостивый государь, интересуетесь содержанием телеграммы, посланной вслед этому пассажиру? – спросил кассир.
– Уж так интересуюсь! – признался Кобылкин. – Может, московский адресок там.
– Узнать, конечно, никак нельзя: строжайшая тайна, – ответил уже захмелевший кассир, – но если вам так желательно, можно…
– Нельзя ли, драгоценнейший? Прямо обяжете!
– А вот попробуем! Павлуша, – обратился он к слуге, – подь-ка, милый, в контору… вызови оттуда к нам Слесарева Якова с телеграфа. Скажи, на пару минут… да так шепни, чтобы начальник не заметил.
– На чаек будет! – поддержал своего собеседника Кобылкин. – Постарайся, сердечный!
Павел ушел и вскоре вернулся с молодым, чернявым, нагловатого вида телеграфистом.
– Это вы меня? – спросил он у кассира.
– Я, я! Присаживайся, Яша, выпей рюмочку, дело есть…
– Не откажите… будем наперед знакомы, – протянул ему руку Мефодий Кириллович, придерживая что-то большим пальцем в согнутой ладони.
Это «что-то» произвело на телеграфиста магическое действие.
– Рад служить, – пробормотал он, пряча после пожатия руку в карман, – готов служить…
Кассир наклонился к его уху, прошептал несколько слов и уже громко спросил:
– Можно?
– Отчего нельзя! Это которая вслед шла? На память помню…
– Ну, ну… Дыши, Яша!
Телеграфист нерешительно посмотрел на Кобылкина.
– Уж и не знаю как… – проговорил он. – Оно, положим, по секрету можно…
– Не откажите! – опять протянул руку с пригнутым к ладони пальцем Кобылкин.
– Была не была! – решился Слесарев. – Только, чур, меня не выдавать, если что выйдет… В телеграмме вот что было, слово в слово помню: «Грозит немедленное взыскание, кредитор тем же поездом за вами. Сбей его, поезжай дальше Москву. Мы едем курьерским, уговорим его прекратить иск». Вот вам, господин, и телеграмма. А вы, стало быть, этот кредитор и будете? – полюбопытствовал кассир. – то-то гляжу я на вас, физиономия совсем купеческая.
– Так, так, так, – несколько раз проговорил Мефодий Кириллович, – вы, любезнейший, про кредитора спрашиваете?
– Именно, господин.
– Так я – не кредитор, – лицо Кобылкина вдруг расплылось в умиленную улыбку, – не кредитор я… Кредитор в этом деле другой… грозный, всемогущий.
– Кто же такой господин-то этот? – осведомился кассир.
– Разно его зовут, други мои, разно! Кто Правдой его величает, кто Правосудием, а кто поученее – Фемидой… Ни одного пустяшного векселька оный кредитор без оплаты не оставляет, хотя всегда терпеливо ждет, не придет ли должник сам и не возместит ли добровольно своего долга. Только редко бывает это… Я же, сирый и убогий, – отставной лакей этого кредитора…