— У него доброе сердце… Он всем помогал. Он бы и вам помог, — продолжала причитать жена. — Ой! На вас просто лица нет! Вы, наверное, три дня не ели. Идемте, я вас накормлю.
Мы вошли в комнату, в которой все было разбросано после обыска, и сели за стол. Зац налила мне полную тарелку куриного бульона с лапшой.
— Ешьте, — сказала она. — О! Я хочу вам что-то рассказать о бульоне, который вы едите. Сегодня я зарезала курицу, которая у нас очень долго жила. Муж ее очень любил. Но теперь я подумала: курица старая и скоро подохнет. Лучше я ее сварю. А когда я ее резала, то нашла вот это.
Жена Заца протянула мне золотое яйцо. Оно было маленькое, еще недозревшее. Это было последнее яйцо, которое Ряба так и не снесла…
Рыжий замолчал, наконец-то отпустил руку молодого сотрудника, встал со скамейки и медленно пошел по аллее. Желтый лист оторвался от дерева и полетел вниз к земле. Молодой сотрудник подумал, что, наверное, этому человеку пришлось много пережить, пока он не тронулся, но вмешиваться в его жизнь не стал. Это была не его забота. Молодой сотрудник отвернулся и не заметил, как из штанины рыжего человека выпало небольшое золотое яйцо. Наверное, у него были дырявые карманы…
— Опаздываешь, Вася, я тебя уже полчаса жду. Ну, заходи.
Вася вошел в квартиру, поставил на пол чемодан и сам сел рядом на стул.
— Как дела? Что слышно?
— Пропустили сегодня девять семей. Все как на подбор: солидные люди. Один только никудышный попался. В ящике одно старое барахло. Профессор.
— А что обо мне говорят?
— Да вот, говорят, что вы неподкупный; с таможенниками еще можно договориться, а с их начальством — никак, не подступись! Рассказывают, что вы двоих, которые вам взятки давали, в тюрьме сгноили.
— Правильно говорят. Дело говорят.
— А еще говорят, что вы строгий, но справедливый. И не антисемит.
— Это уже интересно, — улыбнулся Иван Петрович. — Это уже что-то новое. А как, вообще, едут евреи еще?
— Едут, Иван Петрович, и я думаю, лет пять еще ехать будут.
— Ну, пять лет нам не надо. Годик-два, и хватит. Тогда можно и на пенсию выходить.
— Я вот думаю, как-то утром встану, а таможня пустая, ни одного еврея. Все уехали. Как жить тогда будем?
— А ты думай поменьше, Вася, тебе это не надо. Не твое это дело, думать. Ну, показывай, что принес?
— Чемодан вот, — сказал Вася, — сейчас открою.
— Что, чемоданами начали грабить лиц еврейской национальности? Разогнать бы вас всех и поставить честных. А то зажрались тут…
— Да мы же все вас уважаем, Иван Петрович, мы к вам всей душой. И домой приносим, и на дачу привезем.