— Гнать вас надо! Всех за решетку!
— Да что вы, товарищ начальник! Куда же я пойду? Не на завод же!
— Ну ладно, я пошутил. Открывай чемодан!
Таможенник открыл чемодан и стал перебирать вещи.
— Этот серебряный портсигар, он в ящике прямо сверху лежал. Для меня приготовили, чтоб я сервиз случайно не уронил. А что, мне не жалко. Положил я сервиз на место. А у другого такого портсигара не было. Так я взял его люстру и говорю: «Ой, какая красивая у вас люстра!», и уронил. «Извините, — говорю, — я нечаянно». Ну, муж в инфаркте, а жена плачет, осколки собирает.
— Правильно, Вася, — сказал Иван Петрович, — не надо было им жадничать!
— Портсигар вам.
— У меня уже сто таких. Оставь себе — подаришь дворнику, чтоб лучше подметал возле дома. Ну, что там еще?
— Деньги. Пятьсот рублей. Двести пятьдесят вам, двести пятьдесят мне.
— Триста.
— Да что вы! Мне и двести пятьдесят хватит.
— Нет, мне триста, Вася, мне триста.
— Как было-то, Иван Петрович. Подхожу я к четырем евреям и говорю: с вас по сто рублей на папиросы. Трое понимают, деньги дают, а четвертый протягивает папиросу. Я ему, конечно, ничего не сказал. Папиросу взял, закурил. А когда его ящики забивали, я ему прямо в пианино несколько гвоздей вбил.
— Правильно, Вася, в следующий раз не будет жадничать. А это что, Вася, такое, черное в крапинку?
— Это лифчик. Я его на память взял. С этим лифчиком такой смех был! Проверял я одного старика, и нахожу у него эту штуку. «Что это, — говорю, — такое?» «Это, — отвечает он, — бюстгалтер». Я, конечно, ржу. «Зачем, — говорю, — тебе дед бюстгалтер?» А он говорит: «Я его дочери в подарок везу». А я говорю: «Давай мы его Феде подарим, грузчику нашему». Тут Федя, а вы знаете, какой он у нас жирный, снимает рубаху и начинает мерять этот лифчик на свои груди…
— Федя… лифчик… — Иван Петрович начал смеяться.
— На груди он ему, конечно, не подходит. Тогда Федя снимает штаны и начинает этот лифчик на задницу мерять. Старик стоит, чуть не плачет, лицо сморщилось, как чернослив. А мы с Федей умираем от смеха!
Иван Петрович побагровел и стал сползать с кресла.
— Вася замолчи… Не могу…
— Так это же еще не все, Иван Петрович! Федя, как увидел, что лифчик ему ни на что не налазит, пробует его себе на яйца. И представляете, тютелька в тютельку, как на него сшито!
Иван Петрович начал захлебываться от смеха, икать и кататься по персидскому ковру, который не пропускают на таможне.
— Ну ты и убийца, Вася. Ну и палач! Чуть меня не отправил на тот свет. Аркадий Райкин ты!
Когда Иван Петрович успокоился, таможенники снова принялись делить содержимое чемодана.