Его возвращение в Стокгольм ослабило бы правившие там в его отсутствие умеренные круги, не спешившие исполнять введенные королем меры>{3}.
В то время как отношения между Голландией и Швецией достигли к 1713 г. едва ли не точки замерзания, между Гаагой и Москвой атмосфера оставалась превосходной. Амстердамские купцы без устали снабжали русского царя оружием, и хотя такие действия противоречили, естественно, официальной голландской политике невмешательства, правители в Гааге предпочитали закрывать на это глаза, тем более что структура государства все равно не позволяла центральным властям эффективно воздействовать на амстердамцев>{4}. Раздавались, правда, среди голландских купцов жалобы на установленные Петром новые торговые пошлины и иные обременения, но это было делом обычным. Архангельский порт, где господствовали голландцы, процветал, и местные ярмарки походили там на городские рынки в Нидерландах.
При такой идиллии было вполне логичным, что российская сторона иногда, как говорят голландцы, «отпускала корюшку, чтобы поймать треску». В феврале 1712 г. канцлер граф Г.И. Головкин предложил гаагским политикам значительное снижение пошлин в захваченных у шведов прибалтийских портах и в Петербурге — в обмен на признание Генеральными штатами власти царя над принадлежавшими некогда русским частями Ингрии (она же Ингерманландия, она же Ижорская земля) и Карелии. Но заходить так далеко Республика не хотела, опасаясь враждебной реакции Швеции. Кроме того, при британском дворе экспансия России на Балтике вызывала только страх, а для Гааги сотрудничество с Лондоном было в те годы превыше всего. Так что более тесные связи с Россией, которые можно было бы истолковать как открытое нарушение нейтралитета, были сочтены нежелательными. Русские же, в свою очередь, поняли, что ожидать от Республики политических уступок не приходится, — и это не останется без последствий…
С подписанием Утрехтского мира 1713 г. закончились и война за испанское наследство, и попытки голландцев не дать конфликтам в Западной и Восточной Европе слиться воедино. Попытки эти увенчались успехом, сам же мирный договор явился всего лишь регистрацией того, что состряпали совместно представители Франции и Великобритании. Республике же договор мало что принес, если не считать некоторого расширения ее права держать свои гарнизоны в отдельных крепостях Южных Нидерландов (будущие Бельгия и Люксембург), но и об этом надо было еще вести переговоры с императором Священной Римской империи, под власть которого перешли теперь эти бывшие испанские владения. После того как голландцы столько лет напрягали все свои силы в этой большой европейской войне, награда оказалась более чем скромной. Господам «Высокомочным» (так обращались к Генеральным штатам) оставалось лишь утереть слезы и начать заново определять место страны в силовом поле международной политики, соизмеряя свои цели и средства.