– Как и любой другой. Так себе уникальность.
– Люди – они хороши такими, какие есть, и это не просто слова, знаете ли. Усталые и злые, обиженные, несговорчивые, слабые, влюбленные, нечестные или думающие только о себе. Но они все равно удивительнее всего, что есть в целой вселенной. Представляете – целая вселенная мертвых камней. Максимум – какая-нибудь бактерия прицепится к астероиду. И вдруг вот такая София Олеговна, и глаза блестят, и сердце бьется. О чем вы думаете?
– О бесконечном космосе. – пробормотала я.
– А я думал, что обо мне, – сказал он, и мое дыхание остановилось от прямоты намека.
Ничего себе.
Он засмеялся.
– Я думал о вас все эти дни.
– Один: ноль, потому что я о вас даже не вспоминала, – улыбнулась я, и Дмитрий Евгеньевич тоже заулыбался в ответ.
– Расскажите мне о себе, София Олеговна. Чего вы любите, где вы учитесь. Вы говорили, что хотите стать экономистом. Вам нравится то, что вы будете делать? – спросил он.
– Разве в этом смысл? – удивилась я. – Чтобы мне нравилось?
– А в чем же еще? – переспросил он. – Делать нечто по каким-то иным причинам, кроме того, что вам это нравится, – это не только противоестественно, но даже преступно. Впрочем, я, как всегда, преувеличиваю. Можно я задам вам еще один вопрос?
– Конечно.
Я замерла, мои губы приоткрылись, но я этого даже не заметила. Мое сердце билось. Чего я ждала? Что он позовет меня на свидание, вот чего я ждала! Но Дмитрий Евгеньевич стал расспрашивать меня о своем сыне. Как тот живет, кто его друзья, хорошо ли водит мотоцикл, не слишком ли рискует («Потому что, знаете ли, дорогая София Олеговна, на наших столах мотоциклисты появляются с печальной регулярностью. Целиком – или только их сердца в качестве сменной запчасти»).
– Он очень аккуратно водит! – соврала я, пугаясь самой идеи, что мой Митька может пострадать или даже умереть и оказаться чьим-то сердцем.
Дмитрий Евгеньевич внимательно меня разглядывал. А мне он вдруг показался каким-то далеким и размытым. Я вспомнила, как осенью Митька показывал мне, как лихо может ехать на одном заднем колесе. Мотоцикл вставал на дыбы, как дикий, необъезженный мустанг, а мне все время казалось, что он опрокинется, рухнет на Митю и его раздавит.
– Вы сильно побледнели. Сейчас. Дайте, я вам давление измерю, – зазвучал голос издалека.
– Не надо, – засопротивлялась я.
Но врач есть врач, меня усадили в кресло, осмотрели, измерили мои жизненные показатели, оценили, признали допустимыми. Из оцепенения меня вывел какой-то мерзкий запах. Нашатырь.
– Я не хотел вас расстроить, вы слишком впечатлительная девушка. Черт, я так привык к людям, умеющим держать удар, что просто не рассчитал.