– Больше шансов на что? – тихо переспросила я.
Он посмотрел на меня, словно прикидывал, стоит ли отвечать, и решил, что нет.
– Я приглашен к друзьям. Я должен был быть там не позже десяти, привезти запакованный подарок стоимостью не дороже пятисот рублей. Там будет что-то вроде розыгрыша, что ли.
– Ты его купил?
– Нет, не купил. Поможешь мне выбрать?
– Но ведь уже поздно.
– Они меня простят.
– Самое время просить о таком, когда уже последний торговый центр закрылся. А что за друзья?
– По работе. У меня, София, все, что есть в жизни, – как правило, по работе.
– Я – не по работе, – возразила я.
Он долго молчал, затем кивнул.
– Ты – нет. Ты – личное.
И то, как он это сказал, заполнило меня до краев горячим медом, я даже почувствовала на губах привкус клевера.
Потом мы колесили по городу, делая вид, что пытаемся найти пристойный подарок стоимостью не дороже пятисот рублей. Мы смеялись тому, какие глупости можно купить на пятьсот рублей в Москве за два часа до Нового года. Четыре колоды карт. Пластмассовую куклу с длинными негнущимися ногами. Набор табака для кальяна. Особенно хороший подарок, если достанется кому-нибудь из детей друзей Дмитрия Евгеньевича. Открытыми оставались только придорожные магазины с водкой и закуской и палатки на вокзалах – они работали круглосуточно. Там, на Ленинградском вокзале, мы раздобыли термокружку, в которой можно подогреть воду от прикуривателя автомобиля. Стоила кружка как раз пятьсот сорок рублей. Пойдет. С упаковкой, правда, уже семьсот.
– Ты ее попробуй выиграть для себя, – сказала я, бросая ему перевязанную бантом коробку. – Хорошая вещь, в семье пригодится.
– Во-первых, я не так уж люблю пить в машине кипяток, – ответил он со смехом.
– А во-вторых?
– Что?
– Ты сказал «во-первых». Значит, должно быть и «во-вторых».
– А во-вторых, у меня ведь нет семьи, – сказал он, не меняя ни темпа, ни интонации, но я поняла: он ответил на мой так и не заданный вопрос.
Я повернулась к нему.
– Почему?
– Что – почему?
– Почему у тебя нет семьи? – Я вдруг посерьезнела. – Почему у тебя нет жены, кучи детей, трех любовниц, которые бы тебя обожали?
– Трех? Ты обо мне слишком хорошего мнения.
– А вот Митька – нет, не слишком хорошего. Только не говори, что ты одинок, потому что много работаешь. Ты просто не понимаешь, наверное, какой ты. Нет, это ерунда какая-то, ты не можешь не знать, насколько хорош. Возраст – ерунда, мелочь, никто не замечает, сто пудов.
– Сто пудов? Это много, это тяжело, – рассмеялся он.
– Наверняка в тебя влюблены все женщины вашего Кардиоцентра.
– Еще немного поговори – и я тебе поверю, – пошутил он, но я оставалась серьезной.