Не знаю точно, сколько я там просидела. Наверное, так чувствуют себя лягушки, когда впадают от холода в анабиоз. Я закуталась в пуховик, натянула шапку на нос и погрузилась в медитацию. Говорят, невозможно ни о чем не думать, но я нашла способ. Попробуйте стать частицей ночной метели, растворитесь в ней – и мыслей не останется, только чувства, новые, незнакомые. Онемение в пальцах, в щеках, в ногах. Сухие губы и легкая, непобедимая дрожь в теле. Если не сопротивляться, в этом можно даже найти своеобразное удовольствие. Как незнакомый наркотик, вызывающий страшные сны и все же привлекательный возможностью убежать от себя хотя бы ненадолго.
– Господи, Софи, ты с ума сошла? Ты сколько тут сидишь? Я думал, ты шутишь. Я думал, тут какое-то кафе. Да ты же совершенно ледяная. – Голос вернул меня к реальности, я нащупала Дмитрия взглядом из-под края шапки. – Пойдем скорее. Что случилось? Вы поругались?
– Нет, – сказала я тихо. Громко почему-то не могла.
– Что – нет? Не поругались? Ты ключи потеряла?
– Нет, я не пойду с тобой, – продолжила я.
Дмитрий пришел – как был, в смокинге, в белоснежной рубашке с бабочкой, стройный и спокойный, как мудрый бог с Олимпа. Он даже не набросил на плечи пальто, так и выскочил из машины, увидев меня. Может, Митя был прав? Нет, невозможно. И все же…. Разве это то, о чем можно взять и просто спросить?
– Не пойдешь? – опешил он. Ветер раздувал полы его пиджака, а лицо краснело от холода. – Почему?
– Сначала скажи, что такое произошло между тобой и твоим сыном, что он тебя так ненавидит.
– Ты решила спросить об этом прямо сейчас? – вытаращился Дмитрий.
– Да. Здесь и сейчас, – кивнула я.
Он бросился ко мне, взял за руки, попытался стащить меня с бетонного насеста, но я осела всем телом и помешала ему это сделать. Вцепилась рукой в торчащую из бетонного блока металлическую скобку.
– Так, значит? – задыхаясь от напряжения, спросил он.
– Значит, так, – кивнула я, облизывая, дурость какая, замерзшие губы. – Либо я пойму, почему твой сын выгнал меня из дома, только узнав, что я встречаюсь с тобой, либо… я уже сказала, я останусь тут.
– Героически помирать? – спросил Дмитрий, и его голубые глаза сузились. – А тебе недостаточно того, что он меня ненавидит?
– Нет, недостаточно, – ответила я со спокойствием замерзающего. – Он сказал, что ты меня высосешь, как вампир. Он сказал, что не хочет видеть этого, не хочет становиться свидетелем. Свидетелем чего? Он сказал, что ты чудовище. Что в тебе живет чудовище. Он сказал это так, что не может быть никаких сомнений: он в это верит.