– Нет, – прошептала Энона.
Хотя его теория звучала складно. Как убедить его, что он ошибается?
Нага смотрел на нее, тяжело дыша.
– И ты тоже в этом участвовала, правда, Зеро? – спросил он тихо и холодно. – Ты работала на них, алеутская колдунья! Попджой и привел тебя в Нефритовую пагоду. Какая ты была скромная, кроткая! Но ты уничтожила Фанг, а потом заворожила меня, нашептала о мире, о любви… – Он выхватил меч. – А на самом деле ты всего лишь тянула время, пока будет готово новое оружие горожан!
Энона не могла унять дрожь. Она протянула руки к мужу.
– Пожалуйста, поверь мне! Я никогда бы тебя не предала. Я только хотела мира.
Нага снова ударил ее – на этот раз тяжелым механическим кулаком. Энона упала на колени, скуля от боли и подставив ладонь под капающую из носа кровь. Нага пригнул ей голову и поднял клинок. Тонкая, обнаженная шея в свете лампы казалась такой хрупкой, молочно-белой… У него не хватило духу ее разрубить. Чуть ниже линии роста волос присохла грязь, и за маленькими ушками тоже, словно у ребенка.
Нага с грохотом вонзил меч в деревянную столешницу. Энона, рыдая, упала к его ногам.
Он обернулся и рявкнул офицерам:
– Увести ее! Запереть! Чтобы я больше не слышал ни слова о мире!
Он старался не смотреть, как ее волокли к двери.
Несколько вояк старой закалки, давних противников перемирия, закричали:
– Смерть ей!
Один даже выхватил меч и зарубил бы Энону, не сходя с места, но друзья его удержали.
– Нет! – загремел Нага.
Тяжелая дверь захлопнулась за его женой. Стало легче оставаться сильным, когда он больше не видел ее испуганного лица.
– Я сам отрублю голову предательнице Зеро! Прилюдно, на главной площади Батмунх-Гомпы!
Кое-кто из офицеров смотрел так же печально, как Энона, однако большинство восприняли его слова с радостью, кто-то даже закричал «ура».
– Но сперва, – объявил Нага, – мы соберем, сколько сможем, дирижаблей и полетим в Лондон. Захватим варварский передатчик и обратим новое оружие против их же городов! Пока еще война не проиграна! За мной! И пусть мир снова станет зеленым!
«Ничего такого, что нельзя было бы простить», – сказала Энона, но, пока Эстер на холодном ветру спускалась по бесконечно длинной лестнице к причалу, ей казалось – то, что сделала она, простить невозможно. Она не знала, что сказать Тому, и даже думать не хотелось, что он ей скажет. Но было ужасно представлять его взаперти в одном из тесных домишек, чьи крыши виднелись далеко внизу в свете ярких фонарей у причала. Там суетились люди, заправляли топливом дирижабли, и среди этих дирижаблей была «Дженни» – знакомый ржаво-красный баллон среди белых военных кораблей Грозы.