Старуха покачала головой.
— Да больная она. Убивать жалко. Она постоянно то брешет, как самошедчая, то скулит, волком воет.
Хома кивнул. Это звучало убедительнее байки про телефон. Он вдруг почувствовал голод, в желудке громко квакнуло. Запах отбивных из-за заслонки в печи ударил в него с новой силой, нос почуял и свежесваренную гречневую кашу, сдобренную чесноком. Рот заполнился голодной слюной.
Сконфуженный, он посмотрел на усталые лица друзей. В их глазах прочел солидарность. Они тоже на вечеринке ничего не ели.
— Ну че, пацаны, — сказал он, — я бы поел чего-нить. Посидим немного, а потом пойдем. Согласны?
— Я бы от водочки не отказался, — крякнул Панчинков, с голодным азартом потирая руки. — Давай, бабка, мечи свое мясо и огурчики!
Голыщенко поморщился. Оставаться здесь почему-то хотелось не больше, чем ночевать на дороге в машине. Но, с другой стороны, он тоже не ел с обеда прошлого дня, и в животе царит неприятная сосущая пустота.
— Ладно, — сказал он и махнул рукой. — Гулять так гулять!
Все трое сели за стол, бабка принялась выставлять еду.
Панчинков разлил по стаканам водку и первый попробовал сочный соленый огурец из миски.
Хома поднес ко рту граненый стакан с мутно-белой жидкостью и залпом опрокинул в себя. На миг у него перехватило дыхание, глаза выпучились. Ему показалось, что у водки странный вкус, но списал на то, что самогон. Наверняка, на травах. Панчик был прав — потом будет, о чем рассказать. Время от времени нужно делать что-нибудь необычное, вроде этого. Так что, Хома даже был рад, что машина сломалась, и они, городские жители до мозга костей, получат такой вот «experience» в настоящей деревне, а на не какой-то там паршивой турбазе для корпоративов.
— Эх, хорошо пошло! — крякнул Панчик, выпив и хрустя огурцом.
Часы у него на руке показывали двадцать минут четвертого.
* * *
Хому разбудил переполненный мочевой пузырь. С трудом разлепив веки, он кое-как поднялся. Вокруг темно, за стеной меж досок просматривается темнота, из щелей тянет холодным предрассветным ветерком.
— Эх, деревня, — пробормотал он. — Выйдешь в поле, сядешь…гм…далеко тебя видать…
Терпеть сил не было, и он помочился прямо в угол сарая. Все равно под ногами трава, он спал на одеяле, так что ничего страшного.
Вдруг за спиной скрипнула дверь. Он дернулся, застегивая ширинку, но все же довел дело до конца.
Обернувшись, Хома увидел в предрассветной мгле старуху. Сердце бешено стучит, едва не выпрыгивает из груди. Однако теперь, когда увидел знакомое лицо, стало легче.
Хомский вдруг смутно припомнил, как бабка развела их пьяных и засыпавших на ходу по комнатам. Точнее — Панчика и Голыша отвела в соседнюю комнату, а вот его, Хому, почему-то сюда.