– Спасибо, хоть ты не считаешь так, как они, – жестко усмехнулся Бес. Глянул на меня и тяжело вздохнул: – Варь, я хотел тебе объяснить чуть позже… когда ты немного тут обживешься.
– Дед, – в ответ я уставилась на него укоризненным и откровенным взглядом, – мне могут рассказывать про тебя все, что угодно, это ничего не изменит. Я всегда буду считать тебя своим дедушкой и любить по-прежнему. Потому что все помню, верю своей памяти и своим глазам, а не чужим словам.
– Спасибо, – сглотнул он комок и с какой-то незнакомой гордостью добавил: – И не сомневайся, ты мне на самом деле родная внучка, роднее не бывает.
– Да, теперь я это вижу, – вздохнула вдруг Шейна и печально улыбнулась: – Прости, Рэйльдс, такого я даже не предполагала. После той выходки… ну, в общем, я неверно о тебе думала.
– Как интересно, – протянула я, рассматривая знакомо поджавшего губы деда. – Мне сразу почудилось, что вы давно знакомы. А теперь кажется, что я тоже имею право все знать и понимать, тем более так уж вышло, что в этом мире я доверяю пока только вам двоим. Ну и еще Хаттерсу, Данерсу и Витерсу… но им чуть меньше.
– Любопытный список, – приподнял одну бровь дед.
– Бес! Не увиливай! Я тут накосячила по полной форме, и в этом есть доля твоей вины. Поэтому сначала каешься ты, потом я.
– А к чаю ничего нет? – оглядев стол, спросил он, и мне стало ясно, что дед тянет время, пытаясь сообразить, сколько секретов можно открыть.
Но меня это не устраивало, я вдруг очень отчетливо поняла, как ненавижу, когда старые тайны вдруг настигают шальными пулями.
– А чего бы тебе хотелось? – улыбнулась лукаво, предвкушая сюрприз.
Ведь теперь я могу создать ему любое блюдо.
– Малосольных сморчков и копченого суслика с черничным хлебом, – выдал он дичайший набор, и не успела я возмутиться, как на столе возникли три блюда.
На одном горкой громоздились те самые грибы, которые я так и не решилась есть, на втором – похожие на ржаные, лепешки, а на последнем – целая кучка золотистых окорочков, испускающих невероятно аппетитный аромат. Значит, Шейна поторопилась исполнить его желания.
– Настоящие, – почти благоговейно прошептал дед и вдруг как-то смущенно шмыгнул носом: – Вот теперь я начинаю верить, что вернулся домой.
Мне пришлось отвернуть лицо, сделав вид, будто что-то достаю из кармана. Выказывать при свидетелях свои слабости дед очень не любил.
– Ты зря так волнуешься, Рэйльдс, – вдруг очень мягко и как-то по-особому душевно произнесла Шейна, – она никогда тебя не упрекнет…
– Я сам себя упрекал двадцать два года, – вмиг помрачнел он и резко отодвинул блюдо с копченым мясом, – и тысячи раз сам себя судил и приговаривал… и только в последние годы осознал сполна, что вердикт уже вынесен до меня и мера наказания определена. И даже исполнена.