– Царевич, – позвала я, впрочем, не пытаясь остановить или помешать.
– Я тебя очень внимательно слушаю…
От прикосновения горячих губ к мочке уха я вздрогнула.
– А что ты делаешь?
– Помогаю тебе избавиться от одежды, – ответил царевич, разводя полы рубашки в стороны.
– А зачем?
– Чтобы смыть пыль и грязь подземелья.
– Спасибо, конечно, но я и сама могу помыться.
– Прости, но с некоторых пор я не очень доверяю твоим словам.
Это заявление вызвало возмущение, которое я с трудом подавила, а вслед за ним пришло беспокойство по поводу появления эмоций.
Скинув на пол верхнюю рубашку, Кощей на некоторое время замер, шевеля неровным дыханием волосы на макушке, а затем снова вернулся к плечам, медленно сдвигая в сторону тонкие лямки нижней рубахи. От прикосновения прохладных пальцев по коже побежали мурашки, я снова попыталась вырваться. На этот раз почти успешно – на целый шаг вперед. Только победа оказалась короткой, завершившись новыми объятиями, но теперь лицом к лицу.
– Зачем ты это делаешь? – выдохнула я, не в силах подавить новую волну непонятных чувств.
– Что именно? Забочусь о тебе? Потому что хочу и могу.
– Ты прекрасно понял, о чем я говорю. И «заботой» это можно назвать в последнюю очередь!
– Как же это тогда называется? – с легкой улыбкой уточнил Кощей, явно поддразнивая.
– Ты меня соблазняешь!
– Даже если так, то что? Разве я не имею права оказывать знаки внимания женщине, которую люблю?
– Костя, это не любовь… – тихо прошептала я, касаясь мужской щеки. – Это мания, одержимость… Желание. Что угодно, но только не любовь.
– Ты действительно так считаешь?
– Не считаю – знаю. Мы с тобой не умеем любить.
Прозвучало жестоко, очень подло и некрасиво, но подобрать других слов не удалось. Мы с ним действительно были далеки от любви и всего, что с ней связано. Он – просто потому, что привык играть людьми и их чувствами, извлекая выгоду из любых слабостей, любых привязанностей. А я… Потому что уже однажды была наказана за свои чувства, которые принесли только боль и горе.
– Тогда я ошибался, считая тебя умной женщиной, – без толики злости произнес Константин, перехватывая мою ладонь и целуя внутреннюю сторону.
Затем молча раздел и помог забраться в ванну. Мне бы возмутиться, попытаться объяснить и отстраниться, но я не смогла. Усталость взяла свое, оставляя на душе холодное равнодушие с горьким привкусом отчаянья. Я не сопротивлялась, когда он мыл мне голову, осторожно перебирая и распутывая белые пряди. Не протестовала, когда вытирал льняным полотенцем и закутывал в простыню. Только смотрела на него и понимала… Время пришло.