— Я первый взял! — возмутился Завид. Не говоря ни слова, варяг ударил Завида в лоб, подошел к Яме, склонился, подержал драгоценную добычу двумя пальцами, потом разжал их.
— Ни себе, ни людям! — завозмущались воины.
Нурдаль нехорошо оглядел их всех, считая князя, решительно поднял свой кожаный мешок и отправил его вслед за Жихарем и ложкой.
— Ты бы еще коня его туда скинул, — только и сказал князь. Никто не хотел связываться с Нурдалем Кожаным Мешком, даже сам Жупел Кипящая Сера. Старый варяг первым пришел наниматься в дружину, лучше всех знал воинское дело, боевые обряды и обычаи. Вот и сейчас получилось, что Нурдаль, хоть и не полностью, исполнил долг перед похороненным заживо бойцом.
Тут и остальные усовестились, окружили Яму, обняли друг друга за плечи и завели погребальную песню:
На красной заре
В Кромешной Стране
Летели три ворона,
Ревели в три голоса:
«Ты судьба, ты судьба,
Ты прискорбная вдова!
Мы не бедные люди —
У нас медные клювы,
Мы не как остальные —
У нас перья стальные,
А заместо глаз
Красны уголья у нас.
Маемся смолоду
От лютого голоду.
Мы твои дети,
Куда нам летети?»
Отвечала судьба,
Прискорбная вдова:
«Я вас, дети, возлюблю,
До отвала накормлю:
За земным за краем,
За синим Дунаем
На высоком холме
В золоченой броне
Тело белое лежит,
Никуда не убежит,
Вас дожидает,
Глаз не закрывает.
Ему не на что глядеть,
Ему незачем терпеть,
Ему не о чем тужить,
Ему хватит жить…»
Так примета насчет красных воронов и сбылась.
А еще один не известный, но заслуживающий полного доверия автор повествует о том, как Рыцаря Феба в некоем замке заманили в ловушку; пол под ним провалился, и он полетел в глубокую яму, и там, в этом подземелье, ему, связанному по рукам и ногам, поставили клистир из ледяной воды с песком, отчего он чуть не отправился на тот свет. И несдобровать бы бедному нашему рыцарю, когда бы в этой великой беде ему не помог некий кудесник, верный его друг.
Сервантес
Жихарь слышал, что в смертную минуту перед человеком проходит вся его жизнь, вся как есть, с мельчайшими подробностями, и надеялся, что успеет припомнить начальную свою пору, и родителей своих, и настоящее имя, потому что памятная его жизнь была коротенькая и непутевая, а Бессудная Яма весьма глубока, и хватит ли ему обычных воспоминаний, чтобы долететь до дна, не станет ли скучно и тоскливо по дороге, не завоет ли он в голос, к вящему удовольствию князя Жупела? Орать было стыдно, молчать тяжко. Никаких картин из жизни перед глазами не наблюдалось, а была сплошная чернота. Время растянулось, словно медовая капля, падающая из ковша, ничего не происходило, и богатырь напугался: что, если смерть такая вот и есть — все понимаешь, а сделать ничего не можешь?