Я видел, с какой настойчивостью он тренируется в фигурах высшего пилотажа, с жадностью расспрашивает опытных летчиков. У командования он был на хорошем счету, а по меткости стрельбы ему уступали многие в полку. Он уже ходил ведущим, и даже ветераны войны с трудом уходили от его цепкой хватки в учебном бою.
Помню, как я торжествовал, когда Соколов «победил» Сизова — летчика Сашки Корабельникова.
— Вот тебе и боевой, — подтрунивал я над ним, — вот тебе и вся грудь в орденах!
Но каково же было мое удивление, когда я увидел, как на другой день Геннадий с вниманием слушал «побежденного» им Сизова. Когда я сказал об этом, Соколов ухмыльнулся:
— Ты что же думаешь, если я «победил» Сизова в одном «бою», так, значит, я лучше его? Нет, брат, за спиной у него огромнейший опыт войны. Мне далеко до него.
Бежали месяцы, годы. Соколов стал уже старшим лейтенантом, командиром звена, одним из лучших летчиков полка. Но он не переменился: все так же настойчиво, с жадностью впитывал все новое.
…Геннадий бросил недокуренную папиросу, проследил, как ее огонек, сверкнув в темноте, исчез в набежавшей волне, и засмеялся. Я тоже рад за своего друга. Часа два назад он со своим звеном вылетел на перехват самолета, нарушившего советскую границу. Соколов применил все мастерство, которое он приобрел за годы службы в полку. Моряки, пристроившись к нарушителю, сковали маневры летчика, навязали ему с вору действия. Но экипаж бомбардировщика упорно огрызался огнем. Тогда Соколов приказал подавить огневые точки врага. И летчик был вынужден приземлиться на нашем аэродроме.
Сейчас Соколов заново переживал свой первый не учебный, а настоящий бой, когда дело шло о жизни и смерти. Я не мешаю ему расспросами, хотя мне безумно хочется узнать все мельчайшие подробности. Пусть подумает, а потом сам все расскажет.
Геннадий достал что-то из кармана и протянул мне. Я зажег фонарик и увидел комсомольский значок, влекшийся в камень.
— Память о днях, проведенных в комсомоле, — сказал Соколов, — и о моих заводских товарищах.
И вопреки моему ожиданию он заговорил не о бое, а о Новороссийске, о цементном заводе, где он работал до призыва на флот.
…Где-то далеко в море тонул закат, и вагон четко вырисовывался на еще светлом небе. Это был самый обыкновенный четырехосный товарный вагон. Но стоял он на цементном постаменте, окруженный низкой решетчатой изгородью, на крутой каменной насыпи, нависшей над морем. Деревянной обшивки на нем не было, а металлические стойки сплошь просвечивали пулевыми отверстиями и напоминали пчелиные соты.