Был лейтенант Миллер предельно любезен и вкрадчив. Вот и сейчас, даже при таких трагических обстоятельствах, он остался верен себе и, увидев Дзержинского, поспешил ему навстречу с сияющей светской улыбкой на лице:
— Господин Дзержинский, прошу…
Он провел Феликса Эдмундовича в большую просторную комнату, служившую приемной. Из нее вели две двери: одна — в помещение, где жил Мирбах, другая — аркой, с портьерой — в кабинет посла. На паркетном полу зияла дыра от взрыва, рядом растеклась лужа крови. Стены были побиты осколками, стулья и стол перевернуты, стекла в окнах выбиты.
Осмотрев место происшествия и опросив свидетелей, Дзержинский ясно представил себе все детали покушения.
…Около трех часов в посольство явились Блюмкин и Андреев и, отрекомендовавшись представителями ВЧК, попросили провести их к послу для важной беседы.
Пришедших провели в приемную, где их встретили первый советник посольства Рицлер и лейтенант Миллер.
— Господин посол, — заявил Рицлер, — уполномочил меня вести переговоры по всем вопросам. Что у вас, господа?
— Нам необходимо лично переговорить с господином послом, — сказал Блюмкин и подал Рицлеру мандат.
«Всероссийская Чрезвычайная Комиссия уполномочивает ее члена Якова Блюмкина и представителя Революционного Трибунала Николая Андреева войти в переговоры с господином германским послом в Российской республике по поводу дела, имеющего непосредственное отношение к господину послу. Председатель ВЧК Дзержинский. Секретарь ВЧК Ксенафонтов», — прочитал Рицлер и, внимательно рассмотрев большую печать, проговорил:
— Хорошо. Прошу немного подождать. Я сейчас переговорю с господином послом.
Вернувшись в приемную, Рицлер пригласил Блюмкина и Андреева в кабинет Мирбаха. Там Блюмкин предъявил послу документы, обличающие офицера австрийской армии Роберта Мирбаха в шпионаже против Советской России.
— Какое отношение ко мне имеет все это? — спросил Мирбах, откладывая в сторону бумаги.
— Это же ваш родственник, господин посол, — сказал Блюмкин.
— Ничего общего с этим офицером я не имею, — надменно проговорил Мирбах. — Родственником моим он не является, и дело это для меня совершенно чуждо.
Блюмкин пытался настаивать, но его прервал Рицлер.
— Господа, — сказал он, — предлагаю прекратить этот ненужный и ничего не дающий разговор. Полагаю, что господин посол сочтет нужным дать официальный письменный ответ через Наркоминдел.
Граф Мирбах, соглашаясь, наклонил голову.
— А не угодно ли господину послу, — спросил молчавший до сих пор Андреев, — узнать меры, которые могут быть приняты против него?