– Что за песня? – спросил я.
– «Марш полковника Боуги». – Он прикрыл глаза.
Я продолжал наблюдать. Пешеходов стало еще больше. Один из них остановился в паре футов от поворота в переулок.
Высокий мужчина в черной бейсболке и длинном черном плаще.
Нелогичный выбор для теплого солнечного дня.
Как раз в тот момент, когда я толкнул Майло, мужчина свернул в переулок, на ходу засовывая руку под плащ.
Я толчком распахнул водительскую дверцу. Лейтенант был уже на улице и пересекал Мелроуз, виляя между авто, двигающимися в двух направлениях, и не обращая внимания на какофонию гудков и проклятий. Я поспешил за ним вдогонку и получил свою долю возмущенных ругательств.
Может, из-за шума или чего-то другого, но человек в бейсболке оглянулся.
Длинное костлявое лицо.
Широкие солнцезащитные очки с черными стеклами.
Прямо под тонкой нижней губой – идеальный квадрат волос. Начисто выбритая голова под бейсболкой. Ногти на пальцах покрыты черным лаком.
Но, без всякого сомнения, перед нами стоял Джон Дженсен Уильямс. С ножом в руке.
Внезапно он прыгнул в переулок.
Майло достиг тротуара и выхватил пистолет. Прохожие завизжали и бросились врассыпную.
– Звоните «девять-один-один»! – крикнул кто-то.
Уильямс взмахнул ножом. Длинное изогнутое лезвие – таким мы с Робин потрошим рыбу и удаляем из нее кости.
Несколько дюймов клинка окрасились в алый цвет.
Дариус Клеффер свалился на землю, зажимая руками живот.
Женщина в красной майке стояла между ним и Уильямсом с ничего не выражающим лицом. Она ничему не удивлялась.
Потом, заметив Майло с пистолетом, картинно расплакалась.
Джон Дженсен Уильямс посмотрел на свой нож. Снова повернулся к Клефферу, стонущему от мучительной боли.
– Брось его! Сейчас же! Брось! – скомандовал Стёрджис.
– Спорим, это была самооборона? – сказал Уильямс мягким голосом. Он опустил руку и расслабил пальцы. Острие ножа смотрело вниз.
Потом пальцы сжались. Клинок нацелился вперед.
И он ринулся на Майло.
Тот выстрелил ему в центр туловища, как учили в академии.
Уильямс остался на ногах; дырка на плаще казалась почти незаметной.
– Ай, – прошептал он, но держался при этом спокойно.
Бронежилет?
Майло, должно быть, подумал то же самое. Он выстрелил снова, проделав в гладком белом лбу Джона Дженсена Уильямса приличное отверстие.
– Ой, – произнес Уильямс и тяжело упал. Рухнул он почти на Клеффера, который продолжал хныкать и становился все бледней.
Женщина в красном топе поправила волосы.
– О, благодарю вас, сэр! Вы спасли мне жизнь.
Она даже не взглянула на Дариуса Клеффера, визжавшего от боли; из-под пальцев, которыми он зажимал рану, бежала кровь.