И вот корабль лег на боевой курс. Штурман корабля капитан 3 ранга Бондарев окончательно определился с курсом, доложил на ходовой пост и пост распределения целей (ПРЦ): «Пеленг цели 220 градусов». На ПРЦ командир ракетно-артиллерийской боевой части (БЧ-2) капитан 3 ранга Мишин, приняв доклад штурмана, отрепетовал его в антенный пост стрельбовой станции. Но чисто машинально при этом ошибся и назвал пеленг не 220, а 320 градусов! Командир артиллерийской батареи старший лейтенант Акулич в ответ рапортует: «Целеуказание принято. Цель наблюдаю!» Командир БЧ-2 докладывает командиру на ходовой пост: «К стрельбе готов!» Командир командует: «Залп!»… Следует залп. Все выбегают на правый борт, смотрят на «Хрущева». А там абсолютная тишина! И только жирные бакланы мирно парят над «осушкой»! Командир дает команду на второй залп. И снова следует залп. И снова безмятежная тишина в районе злополучного судна. И вдруг как гром с неба доклад сигнальщика: «Вижу! Вижу!.. Разрывы снарядов в районе рыболовецкого сейнера, на 100 градусов правее от района стрельбы!»
Обстрелять иностранное мирное судно – это вам не шутки! Тут и до международного скандала недалеко. На ходовом мосту все были в шоке. Его прервал тот же командир артиллерийской батареи старший лейтенант Акулич. В абсолютной тишине, вынужденно нелепом радиомолчании вдруг раздался бодрый доклад комбата по громкоговорящей связи: «Товарищ, командир! Цель наблюдаю. Недолет 200. Корректура введена. Прошу добро на поражение!..»
– Что!? Как!? – захрипел командир и спустя мгновение что есть мочи завопил:
– Дробь! Дро-о-бь! Не наблюдать!..
Завопил с такой силой, что даже бакланы в районе «Хрущева» сорвались с насиженных мест и полетели куда-то в сторону берега, подальше от непредсказуемых военных моряков.
Служил в штабе бригады противолодочных кораблей мичман Кранцев Михаил Михайлович. Все звали его просто – Михеич. Был Михеич здоровья недюжинного: при своем небольшом росте он мог выпить, образно говоря, бочку спиртного. Но то ли в один из вечеров оказалась несытной закуска, то ли счет пошел уже не на «бочки», а на «цистерны», только Михеич изрядно опьянел. На дворе стоял зимний холодный день; Михеич возвращался домой из гостей, куда зашел сразу же после службы. Легкая мичманская шинелька на «рыбьем меху» не спасала от пронизывающего ветра. Михеич долго сопротивлялся стихии, но усталость и принятое «на грудь» сделали свое дело. Упал он аккурат под забором местной военной комендатуры. Всего-то пару часов пролежал Михеич в сугробе, но окоченел основательно. Комендатура, трудившаяся в напряженном ритме, не заметила пьяного военнослужащего, у нее без этого забот хватает. Хорошо, выручил местный милицейский патруль. Именно он и обнаружил промерзшее тело. Потыкав его резиновыми дубинками, слуги правопорядка сочли твердость найденного достаточной для констатации факта клинической смерти и с чувством выполненного долга передали «труп» комендатуре. В комендатуре, не долго думая, решили транспортировать труп в морг. Параллельно приступили к выявлению личности военнослужащего. Было запрошено множество воинских частей, в которых мог служить пьянствующий мичман. Но так как мичмана попивали практически во всех частях, а при «мертвеце» никаких документов обнаружено не было, то поиски быстро зашли в тупик. Между тем солдаты суточного караула, обстучав на всякий случай еще раз обмерзшее тело мичмана прикладами карабинов и лично убедившись в абсолютной кондиции «трупа», закинули Михеича в открытый кузов комендантского «газика». Помощник военного коменданта мичман Рыльнев взялся лично доставить коллегу к месту его последнего базирования.