Нашелся и пистолет с чернильницей, он был целый и почти в порядке, если не считать металлической ноги-подставки, которая заедала при установке, не желая вылезать из своего ложа. О цене договорились легко, вроде бы и дело сделано, пора прощаться. Вот тут Лядащев и приступил к основному разговору.
— Сознаюсь, Яков Пахомыч, что пожаловал к вам не только ради покупки пистолета. Видите ли… Я в некотором роде доверенное лицо некоего Луиджи.
— Ювелирщика? — вскричал Бурин, всю его доброжелательность как рукой сняло. — Этот подлец посмел кого-то мне подсылать?
Он быстрыми шагами заходил по комнате из угла в угол и каждый раз, доходя до стены, с ненавистью ударял в нее кулаком.
— Это как же? Ты меня выследил, что ли? — спросил он, переходя на «ты».
— Выследил.
Видимо, Бурин ожидал оправданий или возмущения со стороны гостя, спокойное признание Лядащева его удивило.
— И что хочет от меня ювелирщик?
— Он хочет узнать, откуда у вас вексель Бестужева.
— Во-о-на что? — протянул Бурин, потом сложил пальцы в кукиш и поднес их к самому носу Лядащева.
— Не надо нервничать, — произнес тот проникновенно, однако отступил к двери.
— Нет, ты не уходи… Ты мою дулю до Луиджи донеси! — Бурин вдруг схватил руку Лядащева и стал складывать пальцы его в кукиш. — Вот так прямо по улице и иди, а потом в рожу ему и ткни. И передай заодно, что дом его окаянный я все равно сожгу!
Едва он произнес эти странные слова, как Лядащев звонко расхохотался. Идея идти с кукишем в кармане развеселила его до крайности. Бурин с горящим взглядом и трагически заломленными бровями показался вдруг совсем не страшен, а в чем-то даже наивен. Продолжая смеяться, Лядащев прошел к столу, сел, удобно закинув ногу на ногу. Главный вопрос, пока еще не заданный: «А не ты ли прикончил Гольденберга?» — не только не отпал, но превратился в уверенность.
— Ты что ржешь-то? — со злобой спросил Бурин, несколько растерявшись.
— Зато ты слишком серьезен! А ты, поручик, предприимчивый малый, как я посмотрю, — весело и даже восторженно продолжал Лядащев. — Одного не пойму, почему ты так уверен в своей безнаказанности?
— За что меня наказывать-то?
Бурин нагнулся и вытащил из кучи лома ржавое, но грозное оружие, известное в обиходе как пернач. Ручка, его была отполирована многими прикосновениями до блеска, металлическое яблоко, торчащее ребрами, хоть и потеряло несколько перьев, могло лишить жизни не только человека, но и быка. Бурин неторопливо крутил своим оружием, словно кисть тренировал, и неотрывно смотрел гостю в переносицу.
«Вряд ли он метнет мне в башку этой штукой, — размышлял Лядащев. — Сейчас ему интересно меня послушать, выведать, что я знаю. Да и не безумец же он!»