— Ты игрушку положи, — сказал он вслух, доставая из-за пояса боевой, тщательно заряженный еще дома пистолет.
Бурин усмехнулся и бросил пернач в общую кучу.
— Вот и хорошо. Теперь продолжим… И чтоб полная ясность была, скажу сразу: на маскараде у подъемной машины был третий.
Это был блеф, не было у Лядащева свидетеля, но опыт давно научил: на допросе лучше не спрашивать, а утверждать. Коли догадка верна, то сразу все и разрешится.
— … он за шторой стоял, и все видел.
— Не было там никакой шторы, — быстро сказал Бурин и понял, что попался.
— Были шторы, дорогой, — со снисходительной и даже сочувственной интонацией протянул Лядащев. — И свидетель мой видел, как ты Гольденберга кинжалом проткнул. И оружейник Ринальдо подтвердил, что кинжал этот тебе принадлежит.
— Это была честная дуэль!
— Тогда почему же у Гольденберга шпага осталась в ножнах?
И здесь Лядащев рисковал. Он не только не знал, где в момент убийства находилась шпага, он даже не был уверен, была ли она вообще на Гольденберге. Маскарад не то место, куда являются при оружии.
Мысли эти пронеслись в мгновение ока, а дальше Лядащев стремительно бросился на пол, потому что Бурин с необыкновенной ловкостью опять схватил пернач и с силой запустил его в противника. Пернач врезался в стену, сбил бисерный пейзаж с мельницей — подарок драгоценной сестрицы, и грохнулся на пол. В ту же секунду Лядащев был на ногах, рука его сжимала пистолет.
Бурин стоял с мертвым лицом, на лбу его проступила обильная испарина. Видно было, что рука, метнувшая пернач, упредила мысль. Он вовсе не собирался убивать Лядащева, но уж больно тот был ему ненавистен. Вначале убей, потом подумай — есть ли на свете более глупый и подлый лозунг? Наверное, так же случилось и с Гольденбергом. Нашли укромное местечко, начали деловой разговор. Бурин просил, а может, настаивал. Гольденберг не соглашался.
— Дать бы тебе пистолетом по башке… Или сам все понял? — спросил Лядащев, подходя вплотную к Бурину.
Тот молчал, только озирался затравленно. Лядащев слегка толкнул его, и он рухнул в кресло.
— Что ты от меня хочешь? — Голос усталый, глаза закрыты.
— Правды.
— Зачем? Шантажировать? Я человек небогатый.
— Промотал денежки? Ожерелье заказал… и чтоб последний камешек с трещинкой.
— И это ты знаешь.
— Убитого приволок к подъемной машине и наверх отправил нажатием рычажка. С глаз долой, из сердца вон. Так, что ли?
— Ну, положим…
— Как вексель получил? Обыскивал?
— Он их в руках держал.
— Значит векселей было несколько?
— Два.
С чего вдруг вздумалось ему отвечать на вопросы этого златокудрого красавца, Бурин и сам не знал. Наверное, апатия, а скорее ненависть к другому, который чужими руками вздумал разом решить свои денежные дела. Теперь, пьяная скотина, держит себя так, словно он и ни при чем. А ведь намекал…