Странный это был допрос. С подследственным хорошо работать, если он испытывает понятные человеческие чувства, скажем, страх, это самое обычное, или ненависть, или злобу, уместны также отчаяние и скорбь. Белов сидел неуязвимым балбесом, испытывая единственное — глубокое благорасположение к следователю. А ведь не глуп, ох, не глуп…
Зачем посещал Лестока? Он знавал этого господина еще по лопухинскому делу, когда их сиятельство проявил к нему милость. Тут же вскользь было замечено, что истинным благодетелем его в те годы был вице-канцлер Бестужев. И пошел трещать языком…
Вернуться к первому вопросу? Он с удовольствием вернется. К Лестоку он пошел, чтобы похлопотать о друге своем мичмане Корсаке, дабы вернуть его в лоно семьи, поскольку тот в порту Регервик как каторжный, прости Господи, трудится несколько месяцев. А ведь моряк, и превосходный! Далее шел панегирик во славу русского флота.
— Помог Лесток с возвращением друга?
— А как же!
«Что это он так радуется? — подумал Дементий Палыч. — Надо будет проверить участие Лестока в этом деле. Но с чего бы это их сиятельству вздумалось помогать?»
— Зачем второй раз посещал Лестока?
— Все по тому же вопросу.
— А третий?
— Не упомню, право…
Дементий Палыч круто свернул с проторенной дорожки и стал спрашивать о Гольденберге, как обнаружил труп да с кем. С ближайшим вашим другом Оленевым, говорите? И не много ли у вас подследственных друзей?
— В самый раз, Дементий Палыч, — радостно отпарировал Белов. — Иль вы меня не узнали?
— Отвечайте как положено! — крикнул следователь, начиная испытывать уместное человеческое чувство, а именно — злость.
Белов вежливо склонил голову, мол, понял.
— Известно ли вам сейчас, где пребывает Оленев?
— Неизвестно.
— Объяснитесь… и извольте с подробностями.
— Мой друг пропал два месяца назад. Все попытки найти его не дали результата. — Саша был полон скорби, печаль его прямо переливалась через край.
«Переигрываешь, дружок!» — злорадно подумал Дементий Палыч.
— А нам известно, что в доме Лестока вы как раз хлопотали о пропавшем Оленеве.
Дементий Палыч ожидал, что Белов смутится, но тот рассмеялся, хлопнул себя по коленке.
— Ваша правда. Хлопотал. И Лесток обещал помочь, но не помог.
— А что же вы к главному-то благодетелю не обратились, к Бестужеву?
Саша зорко глянул на следователя.
— Не успел, только и всего.
И вдруг Дементий Палыч разом все понял. Белов пошел к Лестоку, разоткровенничался и про записку, и про покои великой княгини, и про подмену, а их сиятельство решил Сакромозо из этого дела вычленить. Случай-то какой! Нет шпиона Сакромозо, приятеля лейб-медика, а есть завербованный агент Оленев… И похитители его никакие не шпионы прусские, а Белов с сотоварищами. Но если прочие вины Белова сомнительны, требующие доказательств и усилий ума, то нападение на мызу есть вина подлинная, здесь и доказывать ничего не надо. Пара допросов, очная ставка с караулом, Корсака в крепость доставить… Дементий Палыч чуть было не спросил в упор: «Ты, мерзавец, напал на бестужевскую мызу?» — но вовремя одумался. Рано об этом спрашивать. Этот вопрос главный, убийственный, на нем нужно все дело строить.