Бедняга что-то залепетал. Видно, он решил хотя бы прикрыть меня, если уж сам попался.
— Потрудитесь одеться! — приказал майор.
А я вижу, этот майор штабная крыса. Мы, фронтовики, с одного взгляда узнавали человека, который живого боя не видел, хоть увешивай его орденами до пупа.
И еще я вижу, мой Алексей, храбрейший летун, четырежды раненный, дважды посадивший горящий самолет, дрожит перед этим дерьмом.
Вы ведь знаете, меня из себя трудно вывести, но тут я психанул.
— Товарищ майор, — говорю стальным голосом, — прошу вас немедленно покинуть помещение!
Вижу, растерялся, но форс держит. Оглядывается на Алексея, понимает, что он старший лейтенант, а по моему виду ни хрена не поймешь.
— Ваше звание? — спрашивает.
Я поворачиваюсь, подхожу к кровати, вытаскиваю из-под подушки пистолет и снова к дверям.
— Вот мое звание! — говорю.
— Вы бросьте эти замашки, — отвечает он, — сейчас не сорок первый год!
— Конечно, — говорю, — благодаря вашей штабной заднице сейчас не сорок первый год!
— Я вынужден буду доложить обо всем в вашу часть, — говорит и спускается вниз по лестнице. Солдат за ним.
— Докладывайте, — говорю, — а что вы еще умеете!
Они вышли. Мы молчим. Мотоцикл затарахтел и затих.
— Ты, — говорит Алексей, — с ним очень грубо обошелся. Теперь нас затаскают.
— Не бойся, — говорю, — нас с тобой достаточно хорошо знает наше начальство. Подумаешь, у немочек заночевали…
— Но ты же угрожал ему пистолетом, — говорит он, — ты понимаешь, куда он это может повернуть?
— А мы скажем, что он врет, — отвечаю я, — скажем, что он сам хотел остаться с бабами и от этого весь сыр-бор. Чего это он в три часа ночи шныряет на мотоцикле?
— Конечно, — говорит Алексей, — теперь надо так держаться. Но ты напрасно нахальничал с ним.
Я-то понимаю, что ему теперь неловко перед своей Греточкой. Слов, конечно, они не понимали, но все ясно было и без слов: я выгнал майора, который заставил его одеться.
И я, чтобы смягчить обстановку, разливаю спирт, и мы садимся за стол. Сестрицы расщебетались, а Греточка поглядывает на меня блестящими глазами, и темная прядка то и дело падает на лоб. Хороша была, чертовка!
Одним словом, выпили немного и разошлись по комнатам.
— Майор гестапо? — спрашивает у меня Катя.
— Наин, найн, говорю.
Этого еще не хватало. Но вижу не верит.
Через день у нас боевой вылет. Я благополучно приземлился, поужинал в столовке со своим экипажем, а потом подхожу к Алексею, он почему-то сидит один, и говорю:
— Отдохнем и со свежими силами завтра к нашим девочкам.
Вижу, замялся.
— Знаешь, Кемал, — говорит, — надо кончать с этим.