Леонид выскочил за ней, осознав ошибку и проклиная себя за длинный язык. Он пожалел, что не сказал «люблю» — ведь это только слово, всего-то слово из пяти букв, которое могло бы сыграть решающую роль не только на заднем сидении, но и в дальнейшем. Что ему стоило «навешать лапши на уши», как делают другие мужчины со своими любовницами? Но Леонид боялся сам поверить в сказанное им «люблю». Легче было не любить, не думать, не привязываться, потому что в противном случае пришлось бы вносить коррективы в налаженную жизнь, а Леонид был противником перемен.
— Постой, я не хотел тебя обидеть, — кричал он вдогонку.
Его сильные руки опять обвили Ангелину за талию. Она сопротивлялась и била его ладошками по груди, стараясь высвободиться из его плена.
— Оставь меня в покое. Слышишь? Если я не достойна твоей любви, не смей больше приближаться ко мне, не обнимай, не целуй, не играй со мной. Я не кукла, не игрушка. У меня не железное сердце и не деревянное. А ты делаешь мне больно…
— Прости…
Его губы с еще большей страстью впились в нежную шею. Он жадно вдыхал аромат волос, растрепанных пронизывающим ветром, обнимал стройное тело, не расслабляя стальной хватки, боясь, что Ангелина снова ускользнет от него. Леонид забыл, что они стоят на улице, в опустевшем дворике с сотнями чужих окон, и только когда на одном из балконов появилась старушка в халате и бигуди, он очнулся от наваждения и опустил руки.
— Давай я отвезу тебе домой. Можно? — ласковый шепот смягчил тревожное состояние Ангелины. Она пребывала в недоумении, в замешательстве, чувствовала себя наивной семнадцатилетней девочкой, потерявшей над собой контроль из-за необузданной страсти и желания. Но ей хотелось любви — искренней, чистой и светлой, а главное взаимной. Ангелина свое влечение к Леониду воспринимала как любовь, тем самым мысленно оправдывая свои аморальные поступки перед мужем. Но от одной только мысли, что дикая страсть и любовь не одно и то же, приходила в ужас.
— Домой? Нет. Довези меня к автобусной остановке. Нас не должны видеть вместе, — Ангелина посмотрела в глаза Леониду, пытаясь понять, о чем он думает. Порой ей хотелось уметь читать чужие мысли, и тогда был именно такой момент. Но чужая душа потемки, и о чувствах Леонида она знала только одно — он хочет ее тела, взрыва эмоций, фейерверка вместо скучных будней, монотонных вечеров и холодных ночей со своей законной женой.
Леонид одобрительно кивнул головой, и вскоре они, не проронив ни слова, ехали по главной улице города. Ангелина молча уставилась в лобовое стекло. Дождь смыл с деревьев черную пыль, и Енакиево зазеленело в лучах багряного солнца. Вдали виднелись купола церкви, приближался перекресток, светофоры, прохожие, спешащие по зебре: кто-то с работы или на работу, а кто-то более счастливый на гульки или свидания.