– Эй, можно сказать глупость? Ты первый иностранец, с которым я близко общаюсь. И меня все больше мучит вопрос, как ты занимаешься любовью? Прости, если, с твоей точки зрения, говорить на такие темы женщине неприлично. У нас это тоже не приветствуется. Не подумай, я не расистка, не нацистка какая-нибудь… Я медик… Анатомически все мужчины устроены одинаково… Смысл и техника полового акта не может кардинально отличаться у разных народов. Но мне все равно любопытно. Я уже не справляюсь с этим… А сегодня еще и любовалась тобой, когда ты разделся по пояс…
– Кэтрин, я ничего не понял про расизм, нацизм, анатомию, половой акт и голый торс, – наконец отозвался Петер. – Я не знаю, как у вас в России мужчины и женщины договариваются. У нас – словами. Ты мне очень нравишься. И труд нас сблизил. И подружки у меня сейчас нет. Так что, если хочешь, если ты готова к сексу со мной, я буду очень рад.
«Все нормально, – подумала Трифонова. – Мне можно было выразиться короче: «Я тебя хочу». Результат получился бы таким же. Теперь для чистоты эксперимента надо отложить близость». И она улыбнулась напрягшемуся Петеру:
– Только давай сделаем это завтра, ладно? Я устала за два дня, уже поздно.
– Да, разумеется. Тебе необходимо выспаться, – без натяжки улыбнулся он в ответ.
«И этот биоробот», – констатировала исследовательница и скрылась в спальне, предоставив человекоподобному устройству мыть тарелки и бокалы.
Однако, едва девушка переступила порог квартиры следующим вечером, Петер выскочил в прихожую и нетерпеливо спросил:
– Ты не передумала, Кэтрин?
– Нет, конечно, – сообщила Трифонова, не успев поразиться тому, что у нее, оказывается, была возможность послать его даже на этом этапе. – Баба сказала, баба сделала…
– Что? Ба-ба? Последнее было по-русски, я совсем не понял.
– Угу, – согласилась Катя и вместо перевода обняла его.
И понеслось. Сутки растянулись до неузнаваемости. Только вчера едва успевала побольше запомнить в клинике, а дома обдумать и записать. Поужинать в кафе. Принять душ. Узнать из компа, что творится на родине и куда туристу податься в выходные в Берлине. Упасть на кушетку и заснуть. А тут, оказалось, в вечер помещается полутора-двухчасовое сидение с Петером в барах и ресторанчиках. И неторопливый секс, который так и тянуло назвать качественным. Ничему новому они друг друга не обучили, но перетряхнули все свои старые умения ради неожиданного партнера. Не сговариваясь, решили не терять ни одну ночь из отпущенных им тридцати. Это не было соревнованием в выносливости, просто оба чувствовали одинаково: им дарован редчайший шанс и способ безнаказанно наслаждаться. И отказываться от него было не просто глупо, а преступно. Любовники раздевались и испытывали суеверный ужас – только бы доказать судьбе, что они не пренебрегут ее даром, что ценят его, что запомнят навсегда. А все, что начинается с такого острого страха, всегда кончается не ранящим, только чуть ощутимо давящим удовольствием. Его очень мало бывает в жизни, им повезло, и они это знали.