Он забыл об этой камере, забыл об этом наказании. Так вот где он очутился.
В каком-то смысле прошлый «я» Дэниела выглядел точно так же, как и он сам: те же нос и рот, то же расстояние между теми же серыми глазами. Его волосы были нечесанными и засаленными, но того же бледно-золотого оттенка. И все же узник Дэниел казался совершенно другим. Его лицо было ужасно худым и бледным, лоб покрыт грязью, тело казалось слишком истощенным, а кожа была покрыта каплями пота.
Вот что ее отсутствие делало с ним. Да, на нем была цепь узника с шаром-гирей, но настоящим тюремщиком была его собственная вина.
Он теперь все вспомнил – в том числе и посещение своего будущего «я», и раздражающий, горький разговор. Париж. Бастилия, куда его и заточил герцог Бурбон после того, как Лис исчезла из дворца. За свое долгое существование Дэниел бывал и в других тюрьмах, с более жестокими условиями и худшей едой, но именно беспощадность его собственных сожалений в тот год в Бастилии была одним из самых сложных пройденных им испытаний.
Частью этого испытания была несправедливость его обвинения в убийстве.
Но…
То, что Дэниел здесь, запертый в Бастилии, означало, что Лис мертва. Так что Люс уже была здесь… и ушла.
Его прошлый «я» был прав. Он опоздал.
– Подожди, – сказал он узнику в темноте, подбираясь ближе, но не так близко, чтобы появился риск коснуться друг друга. – Как ты узнал, для чего я вернулся?
Скрежет перетаскиваемого по полу шара говорил о том, что его прошлый «я» облокотился о стену.
– Ты не единственный, кто приходил сюда в поисках ее.
Крылья Дэниела горели, посылая жар вниз по лопаткам.
– Кэм?
– Нет, не Кэм, – ответил его прошлый «я», – а двое детишек.
– Шелби? – теперь Дэниел ударил кулаком по каменному полу. – И другой… Майлз. Ты серьезно? Эти нефилимы? Они были здесь?
– Где-то месяц назад, – он показал на стену с криво нацарапанными отметками были позади себя. – Я пытался вести счет дням, но сам знаешь, каково это. Время течет странным образом. Ускользает от тебя.
– Я помню, – Дэниел вздрогнул. – Так эти нефилимы… Ты говорил с ними? – Он покопался в памяти и вспомнил слабые образы его заключения, образы мальчика и девочки. Он всегда считал их призраками печали, просто еще двумя галлюцинациями, окружавшими его с тех пор, как она ушла и он остался один.
– Немного, – голос узника казался уставшим и далеким, – они особо не интересовались мной.
– Хорошо.
– Как только они узнали, что она мертва, поспешили отправиться дальше, – его серые глаза были пугающе проницательными. – Это мы с тобой можем понять.