– Носит вас нечистая сила туда-сюда, – проворчал стражник. Громыхнул отодвинутый дубовый засов, рядом с воротами открылась калитка. Хромоногий стражник при ружье и сабле пропустил, но для порядка постращал:
– Входитя. Да не шастайтя по заводу где ни попади! В контору ступайтя сразу, инача другой раз не пущу вовся.
Лишь в одном месте, когда проходили вдоль кривой улочки от ворот до двухэтажного дома, вместе с характерным запахом подгорелой рыбы из раскрытой двери донесся протяжный крик:
– Мамка-а, дай хлебца!
В ответ прозвучал надрывный, с простудным хрипом злой женский голос:
– Цыц ты! Я что, хлеб тебе из колена выломаю? Завод словно вымер и обезлюдел, даже охочих до чужих штанин собак и то не видно по улочкам.
Двухэтажная контора красовалась на неровной площади голубыми окнами, узорчатыми ставнями, и над окошками такие же голубые резные наличники. По ту сторону копошился городок.
Дальше по главной от ворот улице, на берегу неширокой речушки, видна была круглая, из кирпича выложенная домница, рядом с ней из приземистой черной кузницы слышался приглушенный звон молотов о наковальню. Около домницы и кузни серые люди сновали с разновеликой поклажей. По речному склону проволокли на конях очищенные от коры бревна. К дощатой пристани проскрипели тяжело нагруженные телеги, укрытые старыми рогожинами. Когда телеги проезжали мимо конторы, Илейка уловил все тот же запах ржавчины и теплого железа. Этим запахом, казалось, были пропитаны земля и трава, заборы и башни города-крепости, вплоть до узкой звонницы над деревянной церквушкой, которая чуть просматривалась одним боком за домницей.
Добрыня, не прознав, в каком настроении приказчик, не отважился сразу идти в контору. Они пересекли избитую колесами и копытами площадь и зашли под невысокий навес соседней лавки. За прилавком красовался алой рубахой щекастый молодой купец, без бороды, с модными, в тонкое колечко, усиками – завидный своей статью и достатком жених для местных красавиц.
– Бог в помощь вам, – поздоровался Добрыня. – Не сведомы ли часом, у себя ли Викентий Афиногеныч?
Хозяин лавки оценивающе окинул взглядом былинного детину: убор на голове – такую мурмолку пора курам отдать под гнездо! – домотканая рубаха, потрепанные на вырубках лапти. «Ну и покупатели пошли таперича!» – невольно читалось на его лице. Купец плавными движениями пальца подправил завитые усики, с усмешкой ответил, покривив губы:
– Мы у твоего приказчика в сторожах и оповестителях не состоим, – и, подбоченясь, выставил грудь колесом – заметил в конце улицы идущих от церкви к лавке женок заводских чиновников. Легкий ветер играл белыми перьями широкополых шляпок. Женки проплыли мимо, не удостоив его вниманием, купец потускнел, похмыкал и перевел взгляд на Добрыню.