– Греби с богом, Добрынюшка, – поторопил отец Киприан, устраиваясь поудобнее на задней скамье у кормового весла. – Не кинулись бы в угон.
– До утра не хватятся, а за ночь уйдем далеко, только верховые смогут догнать. Ну да что ни то придумаем по дороге.
До рассвета греб Добрыня напересменку с Илейкой. Плескались весла, журчала под днищем вода, уходили за корму кусты и темные заводи, заросшие камышами и густой осокой, исчезали во тьме ночи нависшие над водой деревья с темными гнездовьями на полуголых еще ветках.
Утром приткнулись к берегу под ивами. Лодку оставили в зарослях камыша, а сами отошли на день поодаль в кусты – если казаки пойдут на конях по течению реки, пусть думают, что кто-то попользовался их добром, а потом бросил за ненадобностью.
Минул день, никто в погоню за ними не пустился. Побродимы осмелели, вернулись под ивы и вновь плыли ночь, поочередно меняясь на веслах. Илейка, однако, долго грести не мог – руки не столь сильные, да и волдыри на ладонях вот-вот набьются без привычки. Добрыня оберегал отрока – пусть привыкает постепенно.
Туманной ночью прошмыгнули мимо большой Троицкой крепости, которая пользовалась у беглых весьма дурной славой: здесь, у ворот Сибири, нередко перехватывали тех, кто рисковал зайти в крепость в надежде прикупить продовольствие перед дальней и нелегкой дорогой.
– Пронес господь, – прошептал отец Киприан, когда сторожевые башни крепости остались за кормой.
На другую ночь оставили позади Ключевский редут. Дозорный солдат сквозь продолговатое окошечко в башне высунул голову и смотрел на реку, по которой скользила лодка, освещенная ярким лунным светом. Смотрел без особого интереса – мало ли кто по весеннему бездорожью пользуется водным путем для поездки. Его дело за степью доглядывать, чтобы конные ватажки киргиз-кайсаков не проскочили неожиданно на север да не пограбили ближние поселения государственных крестьян.
К полудню, когда Ключевский редут остался в десятке верст позади, выбрали удобное место и пристали. Сначала пустили на берег Иргиза. Пес пробежал по отлогому месту раз-другой, выбрал куст, пометил его, заглянул в ближний лес. Через малое время, ничем не выказывая беспокойства, он возвратился к лодке. Стоял, помахивая хвостом, словно говорил: «Ну что же вы? На земле так удобно бегать!»
– Теперь и мы сойдем, братие, – решил отец Киприан, подхватил длинные полы рясы и неожиданно легко для своего возраста сиганул на берег. Оставляя заметные вмятины на мокрой глине, следом за ним прошел Добрыня. Сварили в чугунке гречневую кашу и, доверившись Иргизу, пригретые солнцем, уснули на постеленном рядне под грачиный крик в ближнем лесу.