– Должно, постоялый двор, а там бродяг не балуют, собаками встречают, – поопасился Илейка, с трудом преодолел откос оврага и вышел к хорошо накатанной дороге со свежими следами недолгой остановки обоза. – Утром прошли. – Илейка свернул влево, подальше от казачьих земель. – Попадется селение, Христа ради попрошу поесть. И опять на восход… Вон ведь сколько верст отмахал от могилы дедушки Капитона за пять дней.
При дороге повстречалась лесная вишня. Давно хотелось пить, и сухость во рту была невероятная. Снял котомку, бросил у ног и сорвал несколько спелых, нагретых солнцем ягод.
– Эгей!
Крик был столь неожиданным, как если бы кто в полном безлюдье вдруг хлопнул его ладонью по спине. Обернулся – бежать поздно: подъехали двое. «Не казаки – и то славно», – успел подумать Илейка, всматриваясь во всадников. На карем коне всадник постарше, лет около сорока с небольшим, крепкий и коренастый, но в поясе не растолстел с годами, осанистая посадка. Лицо малопривлекательное: широкий лоб с длинными залысинами, русые брови, глубоко посаженные серые глаза смотрели строго. Под прямым носом аккуратные светлые усы. От широких залысин волосы спадали на большие уши, на затылок. Бороду подстригал коротко. Одет всадник в яркую желтую рубаху, пояс с голубыми кистями. Синие суконные штаны заправлены в сапоги, короткополый синий кафтан расстегнут по жаркой погоде.
Второй всадник совсем молод, в ситцевой голубой рубахе, а поверх серого камзола наброшен дорожный плащ от пыли. Лицо румяное, со вздернутым, облупленным от загара носом.
– Кто ты? – спросил старший, натянув повод и останавливая свежего, не запотевшего еще коня.
«На постоялом дворе это они отдыхали», – понял Илейка, понял и то, что нежданной беседы не миновать. Поправил на всякий случай топор за опояской и поднял котомку.
– Отец, он видимо отбился от той толпы, которая нам встретилась позавчера близ Яицкого городка, – скороговоркой выпалил молодой и затеребил повод с медными бляшками.
Илейка щелчком сбил тощего красного клеща на левом локте, молча ждал, когда всадники поедут своей дорогой.
– Так кто ты? – снова спросил старший. Илейка молча пожал плечами. – Как звали твоего родителя?
– Федором, – ответил Илейка.
– Почему же он не с тобой? Его увели драгуны?
– Нет, он… умер.
– Голоден? Есть будешь?
Илейка без слов кивнул головой и опустил взгляд на пыльную траву близ проезжей дороги. Что скрывать, если за плечами в котомке перекатывался пустой чугунок.
Молодой открыл переметную сумку у седла, проворно вынул кусок обжаренного мяса, завернутого в чистую холстину, хлеб и протянул Илейке.