– Вот это да! – От радости Илейка даже захлопал в ладоши. – Да не в лес смотри, а на поле! Мой пес отыскал нас. Иргиз! Иргиз! Ко мне! – Илейка вряд ли смог объяснить, почему он решил дать собаке такое имя. Должно быть, это само по себе связалось в сознании с поселением беглых и с невосполнимой утратой дедушки Капитона.
На голос Илейки пес отозвался радостным лаем, подбежал, ткнулся носом в котомку за спиной отрока, первым делом хотел проверить, есть ли там что вкусное к обеду.
– По дороге пойдем? – Илейка торопился скорее повидаться с отцом Зосимой.
– Я покажу тебе наш лес, – не понял Панфил нетерпения друга. – Ведь тебе в киргиз-кайсацких степях не доводилось видеть настоящих лесов, правда ведь?
Илейке до лесов ли? Нагляделся на всякие леса, надрожался в них досыта темными ночами, вслушиваясь в тягучую волчью перекличку. «Рассказать бы тебе, так волосы поднялись бы дыбом от страхов, – подумал Илейка, сдерживая усмешку, чтобы не обидеть купеческого сына. – Одно явление в ночи кривого атамана с кистенем чего стоит! А нещадные грозы, когда от ветра рядом с тобой валятся старые деревья! А он мне лес показать хочет, в цветах и солнцем залитый…»
– Идем, чего там, – согласился Илейка: не портить же товарищу воскресную прогулку собственным нетерпением. Никуда старый священник Зосима до обеда не денется. Увидит еще, наговорятся всласть…
Спустились в темное и сырое от недавнего дождя чрево оврага, потом с немалым усилием по влажному склону выбрались из него и углубились в дубраву, где то и дело попадались вытоптанные поляны и опушки.
– В воскресные дни здесь много самарцев отдыхают, – пояснил купеческий сын. Он срезал гибкий прут и теперь словно острой саблей сшибал верхушки крапивы, которая жалась поглубже к тенистым кустам и по ложбинам. – В городе летом душно, пыль и вонь к тому же. Еще одолевают мухи с навоза… Да ты и сам видел.
Продрались через заросли крушины, усыпанной ягодами с подрумяненными боками, потом спустились еще в один овраг с травой в рост человека. Только по колебанию травы угадывал Илейка, где пробирался впереди Панфил. Очутились на склоне волжского берега. Со стороны реки тянул приятный свежий ветер, вдоль опушки леса сплошным кольцом разлилась розовая пена – пышно и ликующе цвел высоченный иван-чай, и в этой пене шныряли дикие пчелы и тяжелые шмели.
Илейка прошел от опушки к середине поляны, остановился у провала с белыми склонами известняка. По краям круглой воронкообразной ямы росли кусты волчьей ягоды, два куста шиповника и несколько молоденьких берез, которые чутко отзывались на порывы долетающего сюда ветра.