– Яков, берегись! – взорвался диким криком Петр и на ходу выхватил пистоль из-за пояса под кафтаном. Что он будет делать, оказавшись рядом с сильным нукером, Петр не знал, но страха в душе у него в тот миг не было.
Гуляев резко обернулся. В доли секунды увидел огромного киргиза над заросшим корневищем, вскинутую руку и широкий нож на ладони, занесенный для смертельного броска. Какая сила швырнула его вперед, к девушке, он не мог потом объяснить, но когда Матыр-Ханикей, вскрикнув, упала под тяжестью его тела, над их головами сверкнул нож и по рукоять вонзился в землю, в двух шагах выше по речному откосу.
И тут же грохнул выстрел. Нукер вскрикнул, тяжело повернулся навстречу Чучалову, раскинул теперь беспомощные руки, протяжно замычал сквозь стиснутые от боли зубы, попытался сделать шаг и вдруг рухнул лицом в песок, подминая жидкую поросль.
Матыр-Ханикей исчезла в кустах, где ее припрятала уже Кельдибика: со стороны стойбища бежали люди, напуганные выстрелом, сгрудились над нукером и около Петра, который все никак не мог осознать, что это от его пули такой огромный и сильный человек лежит и не встает… И уже никогда не встанет.
Очнулся, когда рядом оказался Яков, дернул за кафтан и прошептал:
– Девушку не называй. Ее здесь не было.
– Нурали-хан! Нурали-хан! – послышались вокруг возбужденные голоса. Имя хана окончательно вернуло Петра к жизни.
– Что теперь будет, а? – испугался не на шутку Чучалов. – Каторга? О боже, что я наделал?
– У них каторги нет, – отозвался Гуляев, увидел Данилу Рукавкина, казаков, купцов каравана, которые расступились перед великолепно одетым, среднего роста ханом. Глаза Нурали настороженно уставились в лицо Чучалова, который так и стоял с пистолем; о чем спросил хан, Петр за шумом крови в голове так и не смог разобрать.
Гуляев по-киргизски говорил долго, горячо, то и дело указывал рукой на себя, на камень и на то место, где вонзился и все еще торчал чужой нож, и на нукера, который, видимо, хотел его убить, чтобы сорвать переговоры между Нурали-ханом и ханом Хивы. А может, и поссорить киргизов с Россией, убив посланца.
– Переверните его, – приказал хан и выжидательно поджал тонкие губы. Нукера перевернули. Хан встал над ним, долго всматривался в лицо, испачканное прилипшим песком, нахмурился. Густые черные брови сдвинулись к широкому переносью.
– Я не знаю этого человека. Кто он?
Толкались, подходили по очереди, вглядывались, и только едва ли не последний из смотревших предположительно сказал:
– Если не ошибаюсь, я знал его среди людей Батыр-Салтана.