– Мне вопить на всю пустыню хотелось от боли, да надо было стерпеть… Крайним у костра лежал один из погонщиков, – вспомнил Кузьма, – так он даже носом во сне зашмыгал: должно быть, мясной плов ему приснился. То счастье мое, что руки не закрутили за спину, куда сильнее обжегся бы, тыча кистями незряче в огонь. А так счастливо ушел, будто между пальцев у черта прошмыгнул.
Освободившись от веревок, Кузьма захватил у бухарцев кувшин с водой, торбу с пресными лепешками да длинное копье, на случай, если в пустыне встретятся такие же бродяги, как и он сам.
– Уходя, оглянулся на бухарца, меня так подло обманувшего, – добавил тихо Кузьма. – Желание было ударить копьем… Да на Руси издревле сонных не били. С тем и ушел, вот уже пятый день плетусь по караванному следу, оставленному в песках.
Рукавкин, думая, как уберечь Кузьму от возможной голодной смерти в степях или от нового плена, предложил присоединиться к каравану и следовать в Хиву, а потом и домой, в Россию.
– Будем считать тебя за регулярного казака, – пояснил Данила. – А как воротимся на Яик, войсковой Круг непременно примет тебя за такую службу. Соглашайся, брат.
– Лучше умереть, чем своей волей вновь видеть те места! И крепка тюрьма, да кто ей рад? – ответил, как оторвал, Кузьма.
Данила понял, что переубедить его не удастся, смирился.
Утром, когда шумный караван потянулся через узкие ворота крепости, Данила подозвал к себе Кузьму, вынул из атласного мешочка белый серебряный крестик на голубой шелковой нитке и протянул его беглому демидовскому мужику.
– Надень, брат, и пусть святой Крест оберегает тебя в этих песках.
Глаза сурового мужика увлажнились. Он подставил под крестик широкую с мозолями ладонь, бережно принял, приложился к нему сухими губами и надел на шею, потом молча поклонился единоверцам в пояс и пошел на север, по пути, которым шли самаряне, чтобы не миновать перед безводными местами озера у подножия горы Юрняк. За спиной – туго набитая сухарями походная сумка, мешочек с пшеном, киргизская саба с колодезной водой. Однако не бросил Кузьма и своего тяжелого кувшина.
– Хоть день-два, да буду из него пить.
Яицкие казаки не поскупились, подарили ему саблю, а для пущего бережения дали пистоль.
– Наткнешься на разбойных киргизцев, так загодя пальни, чтобы знали и остерегались огненного боя, – присоветовал Григорий, отсчитывая Кузьме полтора десятка зарядов. – А еще лучше днем где-нито отсиживайся, ночами безопаснее идти.
Когда сели на коней и тронулись вслед за верблюдами, Кузьма уже поднялся на небольшой взлобок, снял с головы заячью шапку и помахал ею над собой. Ему дружно ответили. Скоро Кузьма исчез из виду.