— Уж не знаю, Майлз, — сказал Хорас, — похоже, старуха к тебе неравнодушна. Она явно выделяет тебя среди прочих. Что ей стоило прикрыть ресторан? И то, что ты все еще здесь, свидетельствует о глубине ее чувств к тебе. Либо о том, что ей нравится смотреть, как ты мучаешься.
Майлз понимал, что последняя фраза Хораса была шуткой, однако — и не впервые — задумался, а не является ли это чистой правдой. Да, миссис Уайтинг обходилась с ним более милостиво, чем с другими предпринимателями, и все же временами ему казалось, что она не питает к нему ни малейшей приязни. Вероятно, по этой причине он не рвался встречаться с ней, сознавая, впрочем, что свидания с миссис Уайтинг надолго не отложить. Каждую осень она все раньше отбывала во Флориду, и хотя его ежегодный отчет о положении дел в «Гриле» был не более чем ритуальной проформой, миссис Уайтинг настаивала на этих встречах. И все эти годы он не мог избавиться от впечатления, что старуха ждет от него чего-то, — но чего, он понятия не имел. С каждой встречи он уходил с ощущением, будто провалился на экзамене по неведомо какому предмету.
* * *
Над дверью прозвенел колокольчик, и Уолт Комо танцующей походкой вошел в ресторан, разведя руки на манер эстрадного певца полувековой давности; его седые волосы были гладко зачесаны назад по моде пятидесятых.
– «Не дай звезде ослепить тебя, — заголосил Уолт, — не дай луне разбить твое сердце»[1].
Завсегдатаи ресторана, сидевшие за стойкой, понимая, чего от них ждут, развернулись на табуретах, наклонились боком к проходу, вытянули правые руки и подхватили вразнобой: «Па-па-па-папайя».
— Перри Комо, — произнес Хорас, когда, не поворачивая головы, ощутил, что место рядом с ним заняли. — Самое время.
— Командир, — обратился Уолт к Майлзу, — слыхал новость?
— О-о, ради бога, — ответил Майлз. За утро кто только не сообщил ему эту «новость».
На выходных рядом с ткацкой фабрикой видели черный «линкольн» с массачусетскими номерами. В прошлом году это был «БМВ», годом ранее — шикарный «кадиллак». Цвет автомобиля менялся от черного до белого, номера, однако, всегда оставались массачусетскими, и Майлза это забавляло. Орду приезжих, наводнявших Мэн каждое лето, обычно именовали «массачушками», но когда бы Эмпайр Фоллз ни предавался фантазиям о своем возрождении, спасители всегда являлись из Массачусетса.
— Что? — возмутился Уолт. — Тебя здесь даже не было.
— Дай ему рассказать, — посоветовал Хорас. — Иначе он не уймется.
Уолт Комо переводил взгляд с Майлза на Хораса, словно прикидывая, кто из них больший недоумок, и в конце концов остановился на Хорасе — наверное, потому, что тот высказался последним.