Не только универсал был записан на отца Тома; старик оставался — официально, во всяком случае — пастором Св. Кэт. Управление приходом взял на себя отец Марк, но числился он лишь помощником пастора, а значит, если бы даже молодой священник захотел поднять шум из-за пропавших денег — долларов пятьсот, по их подсчетам, — на воровство это не тянуло. В конце концов, эти деньги были добровольными пожертвованиями церкви, а ее пастор — должным образом назначенный представитель церкви. И никакая юрисдикция на эти подношения не распространялась.
Чего отец Марк был не в силах понять, как старик, которому надо было напоминать, что трусы надевают ширинкой спереди, умудрился залезть в приходской сейф. Единственное объяснение: его пальцы помнили код. Но не он сам — еще в прошлом году старик допытывался у отца Марка, как открыть сейф, и рассердился, когда тот ему не сказал. Отец Марк предполагал, что однажды старик сидел перед сейфом, удрученный тем, что не может вспомнить какие-то три циферки, и его пальцы машинально набрали нужную комбинацию.
Как бы то ни было, если отец Том и его новый лучший друган катили сейчас на юг в «краун виктории», поделать с этим ничего было нельзя.
— Знаете, чего я больше всего боюсь? Дорожного происшествия, — признался Майлз.
Его отец неплохо водил, когда был трезв, но, понятно, Макс не протрезвеет, пока не закончатся деньги. Отец Том не был совсем уж плохим водителем, когда еще не выжил из ума, но теперь он легко впадал в растерянность, и вряд ли у него имелся опыт движения по автостраде — либо по иной другой местности, отличной от деревенской глубинки штата Мэн. Трудно было представить, как эти двое доберутся до Флориды, но, опять же, всякое бывает. На Кис, когда деньги иссякнут, старый священник надоест Максу, и, вероятно, он позвонит в Св. Кэт и доложит отцу Марку, куда нужно приехать за отцом Томом. Майлз лишь надеялся, что старый священник не вернется с обколотой непристойными татуировками задницей.
— Кстати, — Беа вынула из-под барной стойки сложенную газету, — для тебя сберегла. Тут замечательное фото твоей мамы.
— Вы так добры, Беа, — сказал Майлз, посмотрел на снимок внизу страницы и увидел людей вдвое больше, чем утром. На фотографии обнаружились две его матери и два Чарли Мэйна, а когда он оторвался от газеты, перед ним возникли две Беа. — Здесь холодно? — спросил он, трясясь от озноба.
Обе Беа пригляделись к нему, наклонились и положили одну прохладную сухую ладонь на его лоб.
— Господи, Майлз, да ты горишь.
— Ерунда, — сказал он, внезапно ощутив ту же непреклонную решимость, что снизошла на него ранее, на приставной лестнице. — Я к вам с предложением.