– Мы в Миссури, – перебила я ее, а ведь раньше я почти никогда этого не делала, потому что точно знала, какие слова за этим последуют: «Не перебивай меня, Эми».
– Не перебивай меня, Эми. Это просто чудовищная безответственность, и… ты сказала «Миссури»?
– Да, – ответила я.
Мое сердце снова бешено заколотилось: то самое ощущение, которое всегда возникало, когда я понимала, что у меня неприятности.
– Что, – спросила мама спокойным и ровным тоном, который не предвещал ничего хорошего, – вы вообще делаете в Миссури?
– Просто выслушай меня, – попросила я, пытаясь собраться с мыслями.
– Разве я не даю тебе говорить?
– Нет. Ладно, – на пару секунд я убрала трубку от уха и посмотрела в окно на шоссе. Мне показалось, что я вижу на горизонте маленькую полоску рассвета. – Так вот, мы с Роджером, – продолжала я, стараясь не думать о том, как мама на том конце провода медленно, но верно приходит в ярость, – решили немного проехаться по живописным местам. У нас все в порядке, клянусь, он водит очень осторожно, и мы останавливаемся, когда он устает.
На том конце трубки повисла тишина.
– Мам, – неуверенно спросила я.
– Я правильно тебя поняла, – спросила она скорее недоверчиво, чем возмущенно, – вы поехали по живописным местам?
– Да, – сказала я. – Но я обещаю, что мы скоро будем на месте. Просто…
– Вот что, – сказала она, и в ее голосе снова с полной силой чувствовался гнев. – Вы сейчас же возьмете машину и поедете прямо в Коннектикут. А потом я посажу Роджера на поезд до Филадельфии, а с тобой мы еще поговорим.
– Не перебивай меня, мам, – слова вылетели у меня, прежде чем я успела осознать, что говорю. Я потрясенно отвернулась от телефона и сдавленно усмехнулась.
– Амелия Карри, – мама произнесла два слова, которые никогда не обещали ничего хорошего. – Ты очень рискуешь, девочка. Это не какая-то… развлекательная поездка. И уж точно не каникулы. Тебя просили выполнить одно простое задание. Как будто у нас и без того мало неприятностей, поэтому ты решила… – ее голос дрогнул и на мгновение смолк, но потом она заговорила снова, так же уверенно, как и всегда. – Зачем ты это делаешь? – спросила она. – Ты сильно усложняешь мне жизнь…
– Я усложняю тебе жизнь? – повторила я, чувствуя, что теряю голову, испытывая лишь ярость, которая сейчас поглотит меня совсем. – Усложняю жизнь тебе?
Я вслушивалась в собственный голос, громкий и слегка несдержанный, ничуть не похожий на мою обычную манеру говорить. У меня в глазах стояли слезы, а рука, в которой я держала телефон, дрожала. Я была в ярости, и глубина этой ярости пугала меня.