Выйдя во двор, она увидала какие-то мешки и коробки.
— А где же твои гости, Энн? — удивилась она.
— Засмущались и сбежали, — веселилась Энн.
У Мари смущенные аборигены в голове не укладывались.
— Это не мои гости, а твои заказчики, — ухахатывалась Энн. — Побоялись потревожить такую важную сеньориту, как ты.
Оказалось, к Мари заходила делегация с дарами и просьбой написать портрет той самой Элен и ее жениха к свадьбе. Художница стояла и хлопала глазами, не зная оскорбиться или рассмеяться, а, может, пойти и застрелиться: натурой еще с ней не рассчитывались! Обычно оплата за ее шедевры поступала на красивых банковских бумажках со многими нулями, лично от восхищенных поклонников, осыпающих ее комплиментами. Правда, Мари подчас не знала, за что конкретно хотел заплатить тот или иной ценитель таланта. И Жерар, являвшийся как чертик из коробочки по сигналу мадам Матильды… Играл ли он роль дворецкого, настойчиво провожая гостей к двери, или же роль охранника-вышибалы при наивной дурочке? У Мари от таких размышлений и жаркого солнышка закружилась голова, и она невзначай оперлась о корзинку.
— Яйца, Господи, прости, яйца! — закричала Энн.
«Ох, теперь придется точно отрабатывать!» — со стоном подумала Мари, но особого огорчения, к своему удивлению, не испытала, а потом и вовсе обо всем забыла, ища свои наброски и листы для новых, — портрет обещал не задержаться.
За портретом поступило множество других заказов, потом приглашение на свадьбу, и Мари часто ловила себя на мысли, что ее желание рисовать даже в чем-то обгоняет пожелание заказчиков. Глядя на счастливых невесту и жениха, их экзотические наряды, она вдруг почувствовала, что ей пора. Тем более тетя Энн начала бурчать, что можно лавку открывать — дары уже складывать некуда.
«Где же мое счастье потерялось?» — рыдала на свадьбе пьяненькая Мари на мощной и гостеприимной груди того самого доброго водителя, заливая слезами его белоснежную рубашку. Тот было попытался намекнуть, что счастье вот оно, рядом, — но его намеки смыли соленные волны, и он сдал Мари тетушке, пока та не утопила и его в своем горе. И, вообще, от греха подальше, так как тетушка, отплясывая с Хосе, не забывала приглядывать за племянницей.
Как результат, похмельное утро, вместе с петухами, заместителями того, первого нарушителя спокойствия, встретило Мари головной болью и серенадами.
— А что ты хотела, дорогая! Раньше можно было сказать, что у тебя жених, и ты хранишь верность ему, но теперь-то все знают, что ты у нас девица свободная… Готовься к осаде! — заявила тетушка Энн, после переговоров с исполнителями, чьи песни необычайно пришлись ей по вкусу. «Молодость-молодость, вот помню, синьор Хосе…» — мечтательно закатывала она глаза, хотя Хосе никаких серенад под окнами семейного гнездышка Энн и ее бывшего мужа никогда не исполнял. Первый муж и так бежал за поездом, который увозил беглецов, и железнодорожные служащие еле-еле остановили его, отобрав охотничье ружье.