— Что ляпнул? — подтолкнул я.
— Может, и выдумал, не знаю. Такая дичь, что язык отказывается повторять. Потом он всё отрицал категорически. Вы сами расспросите Захара, так зовут лаборанта, он сейчас в регистратуре, я вызову.
Она позвонила куда-то. А пока свидетель топал к нам, добавила с болью:
— Одно знаю точно: Франковский отправил тело на кремацию сразу после вскрытия — в нарушение всех инструкций. В ту же ночь. Это, увы, факт. Я узнавала, труп уже сожгли…
Лаборант Захар явился на встречу сильно настороженным. Очевидно, ему что-то уже насвистели. Парень как парень, среднего роста, в очках, с удивительно длинной шеей. В сильно несвежем халате.
А разговаривать с ним я решил в той же учебной секционной, где Радик производил своё сомнительное вскрытие. Занятное было помещение: в дополнение к стандартной обстановке здесь имелась телекамера, подвешенная на кронштейне, кроме того, в одной из стен врезали внутреннее окно, выводящее в маленький класс, откуда, очевидно, студенты и наблюдали за священнодействиями судмедэксперта.
Мы были одни. Я сел на секционный стол и в лоб спросил:
— Пьешь?
Понимаю, неожиданное начало. На то и эффект. Пацан явно ожидал другого.
— Меру свою знаю, — ответил с достоинством.
Я рассмеялся.
— Меру свою знают пьяницы и алкаши — от большого опыта. Те, кто не пьёт или пьёт мало, меру свою не знают, откуда бы им. (Он попытался возразить; я не позволил.) В связи с первым, второй вопрос: ты зачем в морг устроился? На грошовую зарплату?
— Зарплата маленькая, а деньги большие, — сказал он.
— Любишь парадоксы?
— Чем ближе к чужой смерти, тем больше вокруг денег, только самим тоже приходится платить. Кусками души.
— Ты уж поэкономнее с душой, авось пригодится…
— На Страшном суде, — докончил он.
Ага, философ попался. Что ж, тем проще.
— Ты пьёшь, Захар. Деньги для тебя важнее Страшного суда. Ты оклеветал невинного человека…
— Это кого?! — вознегодовал студент.
— Доктора Франковского, моего близкого друга.
— Почему оклеветал?
— Ну ты же выдумал страшилку, чтобы покрасоваться перед собутыльником? Юлия Адамовна мне порассказывала тут, но теперь-то я вижу — зря она за тебя беспокоилась. — Я сполз с мраморной столешницы и направился к выходу. — Извини, что оторвал от работы. Свободен, Захар.
Он стоял, не шёл за мной, пожираемый неуверенностью.
— А что вы скажете тёте Юле?
— А что ей сказать? Ну набрехал по пьяни, так сам же потом и сознался, что набрехал. Пару «штук» тебе в карман халата сунут — утешишься. Не обижайся, я просто не вижу, о чём нам с тобой говорить. Ты же волоска доктора Франковского не стоишь. А тёте Юле я скажу, что с тобой полнейший порядок, ты крепко стоишь на ногах, знаешь, чего от жизни хочешь. И пусть она маме это передаст, а то мать тоже волнуется.