Битва за Рим (Атамашкин) - страница 35

– Куда катится мир, Марк! А я ведь помню тебя розовощеким мальчишкой! Не ты ли спрашивал мои советы, да и я, признаться, брал советы у твоего деда Марка Агеласта, когда только начинал свой путь… – начал причитать старик, но запнулся, закашлялся и вдруг начал задыхаться.

Тело старика свело судорогой, принцепс попытался подняться, даже сделал несколько шагов, но схватился за лестницу, не удержался на ногах. Он издал стон, рухнул обратно на свою скамью на глазах изумленной толпы. Несколько человек бросились к потерявшему сознание старику, чтобы привести несчастного в чувства. Сенаторы вскочили со своих мест. В большом зале курий Суллы началась суматоха, беготня. Крассовский только сейчас увидел, что многие из сенаторов были вооружены и принесли под своды большого зала кинжалы. Оставалось удивляться, почему ни один из них не сумел набраться мужества, чтобы вытащить из-за пояса свой кинжал? Нет, такое понятие, как честь, они спрятали слишком глубоко. Впрочем, Марку Робертовичу было плевать на судьбу каждого из этих людей. Целая куча народу столпилась вокруг принцепса, наконец пришедшего в себя. Олигарх не стал повторять свое требования собрать комиции уже сегодня, эти шакалы, так трясущиеся за собственные шкуры, все и так слышали. Он развернулся, резко двинулся к выходу, но прежде чем уйти, поймал на себе взгляд того самого сенатора богатырского телосложения, который смотрел на него внимательно, будто бы изучая.

Покинув сенат, Крассовский поселился в роскошном домусе на одной из загородных вилл знатного римлянина. Город покидали в спешке, на какие-то мгновения опережая волну возмущения, прокатившуюся по улицам Рима. Народ не понимал, что произошло. Встреча в сенате произвела фурор. Толпы граждан двинулись к площади Форума, ко входу в курии Суллы, где на древках копий, вколоченных в землю, были надеты отрубленные головы консулов, высших римских магистратов. Слух о варварской смерти Ореста и Суры быстро разлетелся по самым дальним закоулкам вечного города, всколыхнул лучшие умы горожан, искривил общественное сознание. Город будто бы поднялся на уши. Вот только Марку Робертовичу не было до этого ровным счетом никакого дела. Здесь и сейчас главной задачей олигарха было показать римлянам, что ничего уже не будет как прежде. Удалившись в загородную виллу, он давал римлянам время на то, чтобы все это воспринять. Такую цель он преследовал, когда разжигал из искры пламя, и задумка его неплохо сработала. Волна общественного возмущения должна была напрочь отбить у сенаторов желание врубить заднюю и пересмотреть достигнутые в куриях договоренности. Как бы парадоксально это не выглядело, но по разумению олигарха, только лишь выдвижение его в диктаторы могло стабилизировать обстановку внутри города, снять напряженность. Марк Робертович был тем человеком, у которого в руках сосредоточилась сила, и именно при помощи этой силы он мог осуществлять власть. Ничего этого, кроме призрачных регалий, более не оставалось у сената. Единственная зацепка, за которую еще могли зацепиться эти болваны, заключалась в том, чтобы официально утвердить Крассовского в должности, не нарушая государственных норм и не будоража общественное сознание, без того шаткое, готовое в любой момент проломиться под грузом возложенных на него функций. Либо сенаторы принимали правила созданной им игры, либо сама игра пожирала их, не пережевывая. Все, что от них требовалось прямо сейчас, – сделать власть Крассовской легитимной. Это был единственно правильный, разумный вектор политики, которую мог провести сенат, идущий по краю пропасти. Ни новые консулы, ни сенат более не были в состоянии справиться с угрозами и проблемами, которые предстояло решать Риму, а соответственно его гражданам. Парадокс заключался в том, что никто из граждан Рима эти самые проблемы не хотел решать вовсе. Сословия населяющие вечный город, хотели, чтобы проблемы решались чужими руками, а они, римляне, продолжали вести праздную, развратную жизнь. Олигарх вполне себе мог удовлетворить их пожелания. В его руках были деньги, сила и железная воля. Можно было по-разному относиться к людям, населяющим древний город, но с каждым из них следовало считаться, если Крассовский хотел победить в этой тонкой политической игре. Ломать сложившиеся устои значило окрасить свои руки по локти в крови, погрязнуть в никому не нужные гражданские войны. Те же братья Лукуллы, обладающие войском, ничуть не уступающим его армии, могли запросто оценить подобное развитие событий как узурпаторство и шанс вступить в борьбу за верховную власть. В обратном случае, если Марку Робертовичу удастся пройти по тонкой линии едва ощутимого баланса между прямым насилием, шантажом и демократией, узурпаторами станут сами Лукуллы, пожелающие обладать властью в Республике. Именно поэтому важным виделась сама необходимость сохранения сената, способного сделать приход к власти Крассовского легитимным. С поддержкой государственных мужей его кандидатура на роль диктатора будет казаться необходимостью, диктуемой интересами государства, а не собственным желанием.