Я с любопытством рассматривал замерших в нерешительности, столпившихся перед нами невольников. Или я совсем плохо разбирался в людях, или среди этих ожесточенных, закаленных оковами людей вовсе не было тех, кто был готов показать спину. Скорее они были готовы вновь оказаться в кандалах, но получить шанс отомстить поработителям, лишившим их жизни, забравшим из этой самой жизни все самое ценное. Обозленные, желающие утопить Рим в крови, эти люди будут нести с собой разрушение и смерть. Сейчас, стоя лицом к лицу с ними, я понимал, что моя задача – направить их, сделать так, чтобы одолеваемые яростью, почувствовавшие вкус свободы невольники не захлебнулись в своих чувствах, не остались грабить и убивать на апулийских просторах. Я не хотел верить, что кто-то из них за годы ожесточенной войны Спартака и Рима самовольно отказался присоединиться к восставшим. Возможно, проживая в невыносимых условиях, рабы на многих латифундиях даже не знали о восстании, охватившем Рим. Те же, кто слышал о нас краем уха, не имели времени и сил на то, чтобы предаться грезам.
Как бы то ни было, точно такие же мятежи прямо сейчас вспыхивали по Апулии. Мои диверсионные группы гладиаторов ставили римские земли с ног на голову, выбрасывали на обескровленные римские земли сотни и тысячи сорвиголов, неорганизованных, готовых убивать, крушить все вокруг. Таков был первый шаг, начало было положено.
– Спартак! – вскрикнул один из невольников, первым нарушив затянувшееся молчание.
Вперед выбежал исхудалый мужчина, на вид сорока лет. Возможно, возраста ему добавляло время, проведенное в тяжелейших условиях на полях, скудный рацион, затхлая вода. Он был с ног до головы перепачкан в саже, глаза его пылали озорным блеском, тело вытянулось в струнку. Я видел, что все тело его покрыто рубцами, оставленными хозяйской плетью. Он в первых рядах участвовал в погроме виллы своего доминуса и сейчас был среди тех, кто решился подойти к нашему конному отряду, наблюдавшему со стороны за жестокой расправой рабов над охраной виллы.
– Ты ли это? Боги услышали мои молитвы? Скажи, что это так! – голос невольника дрожал, он ударил себя кулаком по груди и стиснул зубы с такой силой, что я отчетливо услышал, как скрипнула эмаль.
Я спешился с коня, подошел к несчастному, на лице которого от переполняемых эмоций появились слезы. Показалось, невольник совершенно обезумел. Он бросился к моим ногам, обнял за лодыжку, поцеловал. Я одернулся, мужчина был не в себе и не понимал, что творит.
– Как тебя зовут? – жестко спросил я.
– Меня зовут Илай! – прошептал невольник, не оставляя попытки поцеловать мои ноги.