– Что дальше, Спартак? – рядом со мной на корточки опустился Рут, в отличие от меня решивший перекусить.
Я смотрел на язычки разгорающегося пламени.
– Хреновенько вышло, да, Рут? – усмехнулся я.
– Хреновенько, – Рут с трудом выговорил новое для себя слово. – Наши не довольны, что ты не позволил расправиться с этой падалью. Приказ есть приказ, но тебе стоит объясниться, а не отмалчиваться. Думаю, они заслужили быть в курсе происходящего, – Рут пожал плечами. – Разве нет?
Не соглашаться с гопломахом было бессмысленно. Стоило набраться сил и поговорить со своими бойцами.
– Ты же сам сказал, кто присоединится к восстанию, если раб будет убивать раба? Что непонятного? – раздраженно спросил я.
Гопломах задумался, порылся в своем тормозке, извлек оттуда последние крохи съестного.
– Наверное, я скажу по-другому, Спартак, человек не станет убивать человека, но они не люди, Спартак, они превратились в животных! Римляне сделали из них тех, кем они являются сейчас.
– Ты уверен, что это сделали римляне? – я приподнял бровь.
Гопломах задумался, а потом покачал головой.
– Возможно, не стоило оставлять их в живых… – протянул я.
– Стоило, пусть теперь Лукулл сам разгребает свое говно, брат мёоезиец, – Рут пристально посмотрел на меня и осторожно спросил. – Ты же этого хотел, Спартак? Для того мы здесь?
Рут поднялся на ноги и вытер руки прямо о плащ.
– Ладно, не буду наседать на тебя, пойду потороплю бойцов. До рассвета не так много времени, как кажется, – он запнулся, проводил взглядом мелькнувшую на небесах молнию. Раздался раскат грома, и гопломах поежился. – Не хотелось бы скакать по такому дождю, но будет неправильно, если мы не вернемся в лагерь до рассвета!
Я не ответил, только полез в свой тормозок за куском вяленого мяса и сухарем. В голове крутились слова Рута о Лукулле и судьбе освобожденных с виллы невольников.
* * *
Сегодняшний вечер предзнаменовался стать настоящим праздником для тех, кого в Риме называли плебсом. Луций Катилина обещал в кратчайшие сроки устроить все таким образом, чтобы самые бедные и обездоленные жители Рима запомнили пир Красса как самый щедрый за всю историю вечного города. Смеркалось. На Форуме было полно народу, и, как было принято говорить в таких случаях, на площади яблоку негде было упасть. Марк Робертович не жалел никаких средств и велел Катилине развернуться на широкую ногу. На площадь вынесли торговые лавки, которые буквально ломились от изобилия представленных на них яств. Рабы, приставленные к лавкам, раздавали горожанам свежеиспеченный хлеб, жареную свинину и разливали дармовое вино. Рядом ломились лавки, полные бесплатных фруктов, которые телегами свозились к площади с прилавков торговцев на близлежащих улицах. Крассовский своей невиданной доселе щедростью сметал подчистую запасы городских торговцев на недели вперед, туго набивая их карманы серебром.