— Ну ладно, задавайте ваш некорректный вопрос, — сказала Яна. — Хотя я уже и сама догадалась.
— Ну что ж, тогда отвечайте!
— Володя любил меня, и я это знала, а потому никогда не думала о том, что он вместо мастерской пропадает у какой-нибудь любовницы.
— То есть вы считали, что у него их не было?
— Я так не сказала.
— Значит, все-таки они вполне могли быть?
— Могли возникнуть на горизонте в какой-то подходящий момент, я это вполне допускала. Ведь у нас с ним была немалая разница в возрасте, и, даже полюбив меня, Володя, скорее всего, не смог избавиться от своих старых привычек.
— Значит, вы об этом ничего не знали, но допускали, хотя серьезными подобные его увлечения никогда бы считать не стали?
— Ну да, где-то так!
— А до вас? Может, к преступлению тянется какая-то ниточка еще оттуда? Его никто не донимал, не звонил?
— Нет! Ничего подобного не происходило. У Володи была любовь, институтская. Но она сама его бросила. Нашла себе перспективного парня, начальника какого-то отдела на крупном предприятии, и вышла за него замуж. Володя сам мне рассказывал об этом. А потом ничего серьезного не было.
— До вас?
— До меня!
— Ну что ж, Яна Аркадьевна, думаю, что на этом мы закончим наш сегодняшний разговор, — сказал Игорь. — Если у меня в ходе расследования возникнут к вам еще какие-нибудь вопросы, я позвоню и мы договоримся о встрече.
Яна попрощалась и поспешила к выходу.
«Да, красивая женщина, точь-в-точь как ее мать в молодости, — подумал майор Комарьков, вспоминая нашумевший в свое время фильм «Акварельная капель» с участием молодой Елены Забродской. Но дочка — не актриса, чувства свои скрывать не умеет. Ах, Яна, Яна! О чем же ты не хочешь мне рассказать?! Что удерживает тебя от этого и почему?»
Егор Алексеевич встретил внука, прибывшего из Петербурга, праздничным ужином и бутылкой армянского коньяка, а потом с нетерпением принялся потрошить добытый Егором архив.
Неожиданно для старого академика архив этот оказался довольно объемистым. Здесь было немало всевозможных документов, скрепленных не только чьими-то подписями, но и гербовыми печатями. Имелись даже две закладные на дом. А письма, лежащие в пожелтевших от времени конвертах, были адресованы не только Софье, но и другим членам семьи, однако главной ценностью был поблекший от времени дневник Софьи, хоть и не полностью, но все же его можно было прочесть.
У Егора Алексеевича прямо-таки глаза разбегались, Егор с видом победного превосходства поглядывал на деда.
— Начни вот с этих трех писем, — сказал он, — я пометил их крестиком. Думаю, это как раз то, что должно представлять для нас с тобой особый интерес!