— Иван Александрович, — спросила Лиза, — а что такое мистика?
Он улыбнулся.
— В пылу беседы я как-то позабыл, с кем имею дело, голубчик мой. Вы этого не проходили, и не надо проходить. Это экстаз, в процессе которого переживается единение с Богом.
— Как это?
— Не спрашивай. Я не переживал… и почему я должен верить на слово — что с Ним? А не с каким-нибудь заменителем из другого ведомства?
— Разве это бывает? Единение?
— Избранные засвидетельствовали.
— А разве…
— Не забивай себе голову. Ты насчет «Пиковой дамы» не передумала?
— Да ну. Мне с вами интересней.
— Что значит «интересней»?
Он встал и закрыл кухонную дверь на засов — тяжелый, из кованого железа — от подземных демонов (фурий — Эриний) черного хода тридцать четвертого, восемнадцатого, четырнадцатого и шестьдесят восьмого и тому подобных годов (женщина в алых драконах с металлической головой допрашивает истлевших гостей философа Плахова, но мы-то пока живы, и когда-нибудь сломают декадентский дом и бездомные прозрачные твари будут бродить по обломкам Отчизны, сладострастно вдыхая трупный запах). «Что значит интересней?» Лиза отозвалась легкомысленно: «Может быть, я вас люблю». — «Не надо, не стоит», — сказал он холодно. «Вы не хотите?» — «Хочу». — «Ну, я вас не понимаю» (своеобразный жест рукой, словно отталкивающей нечто несущественное). — «И не надо меня понимать», — Иван Александрович подошел поцеловал ей руку с благодарностью и безжалостной страстью.
А солнце опустилось в маленькую тучку, как-то подвернувшуюся и вдруг вспыхнувшую напоследок драгоценным багрянцем; будто огонь пронесся по сжатым полям, зеркальным заводям, зажег на миг древесные купы и самую высокую церковную луковку, земля задышала сумеречно, цветы запахли пронзительнее, готовясь к ночи и свободе. Они сидели на лавке, Алеша ждал своего часа (главное препятствие — ласковые звери, их запирают в сарай, писатель сам запирается на чердаке, но все это позже, позже). Она выйдет на крыльцо — обязательно выйдет на его безмолвный настойчивый приказ — он тихо позовет: «Поль!» Мелькнет, приближаясь, светлый сарафан в лунных лучах, ее руки забелеют в просвете между досками, лицо — совсем рядом, он возьмет ее за руку и скажет… Алеша в волнении забарабанил пальцами по шершавой столешнице… «Паучок» — вот что он скажет, и она сразу его поймет. А если Лизка врет? Она подумает, что он с ума сошел. Я и вправду с ума сошел.
— Вы пойдете к своим знакомым или останетесь ночевать? — спросил Кирилл Мефодьевич.
— Пойду, — Алеша вздохнул тяжело и встал. — Пора.
— Орловский адрес, — напомнил старик, сбивая настрой (словно в разгар страстного свидания несчастный бес на намыленном снурке высунул синий язык), но когда Алеша, уже в бархатистой мягкой тьме, сворачивал на роковую улочку, он чувствовал только ее лицо и руки, а уж как подобраться к этому сокровищу, не рассчитывал, все случится само собой, они должны стать соучастниками, пароль — «паучок».