Там все было по-прежнему: пустынные дворы, старинные бульвары, фонтан, солнце, Пушкин. «На этот памятник всем миром денежки собирали, — говорил страховой агент, воспитывая патриотизм. — 86 тысяч 761 рубль 53 копейки. Все давали». — «Все-все?» — поражался Лешенька. — «Все». — «И генералы давали?» — «И генералы». — «И буржуи?» — «Вся Россия». Все по-прежнему — и какая во всем непонятная, неизъяснимая тоска, будто пеплом, прахом, тленом пронизан сам воздух, вода и камень — некрополь, город мертвых, секрет утерян. Он вскочил в стеклянную будку и набрал номер.
— Алеш, где тебя носит?
— Лиз, я, наверно, уеду.
— Куда?
— Домой.
— Ты где?
— Около Пушкина.
— Жди, я сейчас.
Лиза явилась на редкость резво: тропа проторена, но вместо загадочного доктора, говорящего на разных языках, подходит школьный товарищ (Будь готов! — Всегда готов!) и повторяет вслух ее мысли:
— Надоело мне тут все. Опротивело.
— Чего это ты вдруг?
— Хочешь, поехали со мной?
Они цепляются друг за друга. Что, собственно, случилось? Ничего. Садятся на лавку, обнимаются (племя младое, незнакомое, и окружающие для них просто не существуют), Лиза говорит рассудительно:
— Я б поехала, только дома еще хуже — папа. Здесь я хоть свободна. Мы свободны, понимаешь?
— От чего свободны-то?
— Ото всего. Мы здесь чужие, никому не нужны — и нам никто не нужен. Тебе кто-нибудь нужен?
— Нет.
— И мне. Кроме тебя, разумеется.
— Ну, это само собой.
— Так чего мы время теряем?
— В каком смысле?
— Мы давно могли бы любить друг друга по-настоящему.
Алеша ошеломлен, но готов на все. Отличный выход!
Отлично Лизка придумала. Руки холодны, как лед, лица пылают, медлить нельзя: злой задор может иссякнуть каждую минуту. Она ведет его за руку к остановке возле церкви, возле театра. Троллейбуса, конечно, нет. И автобуса нет. И нет такси! О, черт! В условиях социализма просто невозможно согрешить. Если б существовала террористическая организация, я бы пошел первый… на баррикады.
— Разнести все к чертовой матери! — бормочет Алеша вздрагивающим голосом, крепко сжимая нежную руку.
— Кстати… — говорит Лиза, вырывает руку и роется в сумке: ну вот, она уже отвлеклась, сейчас откажется. — Это тебе.
— Что это?
— «Мать».
— На кой она мне сдалась?
— Сам просил.
— Мы едем на квартиру твоего дядьки, так? Так зачем ты мне «Мать» подсовываешь? Потом не могла отдать? — Лиза отворачивается, Алеша спохватывается, хватает «Мать» и прячет в свою сумку. — А вон троллейбус, Лизочек, не наш?
— Не наш, — Лиза улыбается безмятежно.
— Ты ж говорила, «тройка»?
— Я пошутила, а ты поверил.
— Ты не шутила!