Сопротивлялся следователь недолго. После каких-то десяти минут переговоров он раздобыл телефон участкового и домоуправа, и лично поехал на встречу с ними к дому Бомотовой. Разумеется, мы с Денисом увязались с ним.
Всю дорогу Денис усиленно болтал. Вероятно, звук собственного голоса успокаивал его нервы, но у меня напряжение только росло. Безумная болтовня мешала мне сосредоточиться. Я гнала от себя тяжелые мысли. Что могло произойти? Бомотову пристрелили, как очередного свидетеля? Но она никого не видела и ничего не знала. Что же случилось? Может, ей стало плохо с сердцем, и она лежит на кровати в своей квартире, не в силах дотянуться до упавшего на пол мобильника? В любом случае, нам стоит поспешить.
Участковый со слесарем уже ждали нас возле подъезда В качестве понятых они на всякий случай прихватили двух старушек, важно обсуждающих с участковым рост преступности в нашем городе. Мы поднялись на четвертый этаж, для верности еще раз позвонили в дверь, и по команде участкового слесарь легко вскрыл шлейперный замок входной двери.
Он распахнул дверь и отошел, а Стройкин бодро вошел внутрь. За ним вразвалочку проследовал участковый, просеменили старушки, а мы с Денисом некоторое время стояли на пороге, не решаясь войти. Наконец, не сговариваясь, взялись за руки и шагнули внутрь.
В коридоре с встроенным зеркальным шкафом царила почти безупречная чистота, зато из комнаты раздавались взволнованные голоса. Все замедляя шаги, мы двинулись на звук. С трудом поместившись в дверной проем, мы остановились там плечом к плечу, и тут Денис слабо охнул, отпустил мою руку и сделал шаг назад. Я обвела глазами комнату, полную народа, и увидела ЕЕ.
Бомотова лежала на спине, слегка повернув голову на бок. В первый момент мне показалось, что она жива. Один ее глаз был широко открыт, второй слегка прищурен, а рот кривился в подобии кривой усмешки. Но, присмотревшись, я увидела засохшие разводы крови на лбу и на ладонях, и лишь тогда поняла, что женщина вовсе не усмехается. Углы ее губ были перекошены уже знакомой мне гримасой смерти.
С трудом преодолев внутреннюю дрожь, я сделала пару осторожных шажков вперед, опустилась в стоявшее неподалеку от трупа плетеное кресло-качалку и закрыла глаза. Недостающие детали складывались, словно пазл, в моем мозгу, и теперь я точно знала, кто убийца. И так же ясно понимала, что доказать ничего не смогу. Нет у меня доказательств, ни единого.
Вокруг раздавались громкие голоса: Стройкин по телефону вызывал экспертов, участковый тоже кому-то звонил, старушки порывались сбегать за какой-то Марьей Федотовной, которая была особо дружна с покойной, но Стройкин тут же бросил трубку и так грозно зарычал на соседок, что я испугалась, что они тоже помрут от инсульта, и будут у нас на руках аж три трупа.