Через некоторое время Ольга как-то незаметно для окружающих покинула зал вместе с подругой, а когда вернулась, умывшаяся и посвежевшая, уже не плакала, а бурно радовалась празднику.
— Я так хотел узнать, что сказала ей Женечка. — доверчиво признался режиссер. — Поймите правильно, простое человеческое любопытство, конечно. Но я не узнал этого. Ни Женечка, ни Олечка мне ничего не сказали.
Он ненадолго задумался, потом продолжал рассказ.
Примерно неделю после дня рождения Ольга была в приподнятом настроении. Они с Евгенией постоянно о чем-то шушукались, весело смеялись, но не делились своим весельем ни с режиссерами, ни с другими актрисами. Даже их ближайшая подружка Тамара Рыкова пару дней злилась на секретничающих девушек. Но потом то ли ее посвятили в тайну, то ли она перестала ей интересоваться, но обида прошла, и троица вновь стала неразлучной.
Единственный же человек со стороны, который удостоился из доверия молодых актрис, был помощник главного режиссера Федор Иванычев. Этот немолодой грузный мужчина вообще пользовался любовью у молодых актрис, правда, лишь в роли доброго дедушки. Он приносил в театр целые сумки испеченных женой пирожков, вытирал слезы девушкам, которые ссорились с возлюбленными или с подругами, всегда заступался за них перед режиссерами, вытирал им носы и даже сопровождал на первые «свидания вслепую», так модные в век Интернета.
И на сей раз он явно был в курсе невинного женского секрета, но, как водится, не выдавал его, лишь хитро усмехаясь в седые усы.
— Как же не выдавал? — не выдержала я. — Даже после смерти Ольги?
Но никто не думал… — растерялся Борис Натанович. — У нее не было никаких болезней. Я спрашивал Федора об этом, и он поклялся, что Олечка не болела ничем. А назавтра Женечка умерла, прямо на сцене…
— И вы опять ничего не заподозрили?
— Леночка, да мы все подозревали все самое страшное. Федор почернел прямо. Но что мы знали?
Он вдруг прервался и, буквально делаясь ниже ростом, сказал:
— А ведь Федор сказал мне что-то… после женечкиной смерти. Что-то… дай Бог памяти… — он зажмурился, потом тихо произнес:
— «Если бы оно было опасно, я бы тоже умер. Я обещал не говорить, но теперь… Мне надо спросить.» И все. Я после смерти девочек еще не опомнился, и не обратил внимания на его слова…. А если бы обратил… Митенька, вы что-то знаете об этом деле? Если бы обратил внимание, Федора можно было бы спасти?
Он все всматривался в Митяя, ожидая ответа. Но тот молчал, опустив глаза. Я молчала тоже. Можно ли было спасти Федора? Увы, пока мы не знали ответа на этот вопрос.