Стройкин даже присвистнул от удивления:
— Ого! Отличная работа, Ленская! А Митяй, хитрец, ничего мне о таблетках не сказал.
— А он и не знал. — грустно ответила я. — Я только вчера догадалась, уже после его ареста.
— Ну что же, теперь понятно, в каком направлении искать. — бодро заявил Стройкин. — Надо выяснить, кто продавал погибшим от инсульта людям эти таблетки.
— Конечно, — кивнула я, подумав про себя, что неплохо бы выяснить подробности того, что происходило при пожаре.
Только сейчас я сообразила, что мы все приняли на веру слова Милочки о том, что на площадке побывала какая-то незнакомая медсестра, которая прижималась к Спиридонову и, вероятно, вытащила коробку. А если не было никакой посторонней медсестры? А если и была, то вовсе и не прижималась к врачу. А кражу совершила сама Милочка, воспользовавшись пожаром, как дымовой завесой?
Если так, вполне возможно, что не было никакого поджога, это была роковая случайность. Милочка могла заранее не планировать кражу таблеток. Она просто не устояла перед искушением, увидев рядом, на расстоянии протянутой руки, коробку с волшебными пилюлями. А потом, перепугавшись своего поступка и возможного разоблачения, начала рассказывать всем сказку о воровке, которая подожгла корпус и поджидала свою жертву возле корпуса.
Ох, как мне хотелось, чтобы убийцей оказалась бы Милочка! Это разом решило бы все проблемы, и Митяя выпустили бы из тюрьмы…
— Валентина Петровна, скажите, когда вы поняли, что отделение горит? — я смотрела на молодую полную женщину, которая первая выбежала из отделения во время пожара, забыв про больных. — Вы почувствовали запах гари?
Валентина Петровна Крутых с недовольной миной смотрела на меня. Думаю, она согласилась на откровенный разговор лишь потому, что Жанна и Антон Павлович посулили ей большие деньги за испытание нового препарата. И пояснили, что испытания не начнутся, пока не будет пойман похититель прежней партии. Теперь мы стояли на каменной дорожке возле отделения, и беседовали про пожар, во время которого пропали таблетки. Но никакого желания вспоминать у врачихи не было, и я не вызывала у нее ничего, кроме отвращения.
— Девушка… забыла, как вас зовут. — в начале разговора я назвалась три раза, но мое имя тут же испарялось из ее памяти. — Я не анализировала запахи. Начался пожар, и я бросилась на улицу.
Бросив больных на произвол судьбы, подумала я, но озвучивать свою мысль не стала. Вместо этого терпеливо произнесла:
— Но тогда горел только второй отсек, огня в гепатитном отделении еще не было. Как вы догадались, что корпус горит?