– Выходи быстрее! – сказала Нюра. – Война!
– Еще чего не хватало! – не то чтобы удивился, но опечалился Чонкин. – Неужто с Америкой?
– С Германией!
Чонкин озадаченно присвистнул и стал застегивать пуговицы. Ему что–то не верилось, и, выйдя наружу, он спросил у Нюры, кто ей такую глупость сморозил.
– По радио передавали.
– Может, брешут? – понадеялся он.
– Не похоже, – сказала Нюра. – Все до конторы побегли на митинг. Пойдем?
Он призадумался и склонил голову набок.
– Раз уж такое дело, мне, пожалуй что, не до митинга. Вот он мой митинг, чтоб он сгорел, – сказал Чонкин и злобно плюнул в сторону самолета.
– Брось, – возразила Нюра. – Кому он нужон?
– Был не нужон, теперь – пригодится. Поди послухай, чего говорят, а я постою погляжу, как бы не налетели.
Минуту спустя с винтовкой через плечо он ходил вокруг самолета и вертел головой, ожидая нападения либо Германии, либо начальства. У него уже болела шея и рябило в глазах, когда обостренным слухом уловил он нарастающий звук «зы–зы–зы».
«Летит!» – встрепенулся Чонкин и вытянул шею. Перед глазами мелькнула точка. Сейчас она увеличится, постепенно принимая растущие очертания самолета… Но точка вдруг вовсе пропала, и звук прекратился. Тут же что–то кольнуло Чонкина, он хлопнул себя по лбу и убил комара. «Это не самолет», – сказал он себе самому и отер комара о штаны.
То ли от хлопка по лбу, то ли по причине немеханической в мозгу Чонкина что–то сдвинулось, и от сдвига родилась тревожная мысль, что он зря здесь проводит время, что никому он не нужен и никого за ним не пришлют. Он и раньше не думал о каком–то особом своем предназначении, но все же не сомневался, что когда–то его о чем–то попросят. Пусть не о многом попросят, хотя бы о ерунде, хотя бы о том, чтобы жизнь свою отдал безвозмездно ради чего–нибудь подходящего. По всему выходило, что и жизнь его не нужна никому. (Конечно, может быть, с точки зрения великих свершений такое скромное явление природы, как жизнь Чонкина, стоило самую малость, но у него не было ничего более ценного, чем он мог бы поделиться с родным отечеством.)
В печальном сознании своей бесполезности Чонкин покинул объект охраны и двинулся к конторе, вблизи которой собрался и ждал разъяснений народ.
2
Широким полукругом люди стояли перед высоким крыльцом, обнесенным перилами. Все терпеливо смотрели на обитую драным войлоком дверь, надеясь, что выйдет начальство и добавит подробностей. Мужики хмуро дымили цигарками, бабы тихонько плакали, дети растерянно поглядывали на родителей, не понимая наступившей печали, потому что для детского воображения на свете нет ничего веселее войны.